я ему не враг.
– Пусть так, – сказала Роза, голос которой тоже стал ледяным, – ты был моим опекуном и благодетелем; я не вправе усомниться в твоих словах. Всего час назад ты заявил: могут найтись люди, которые сделают из твоего несчастного брата преступника. В ту минуту я не поняла этих слов, но теперь мне стало ясно: ты должен был исполнить предсмертную волю Гийома де Клар, два поручения, которые никак не вязались друг с другом, теперь же Божьим соизволением утратили противоречие, слились в одно. Я имею в виду последние просьбы Гийома де Клар, подсказанные его отеческой любовью и совестью: обеспечить благополучие дочери и соблюсти права племянника…
– Права! – прошептал Леон.
– Да, права! – твердо повторила Роза. – Вместо того чтоб радоваться, как все устроилось, ты колеблешься, ищешь поводов для сомнений… Ты думаешь о себе…
– Я и впрямь сомневаюсь, – перебил ее Леон, – но думаю не о себе, а о принцессе Эпстейн, моей подопечной. Пойми, я человек дела, нотариус, раз уж надо без конца повторять это слово. Все рассказы о Господине Сердце звучат до того неправдоподобно…
– Замолчи! – перебила его Роза. – Ты сам не веришь тому, что говоришь, и я сейчас развею все сомнения, за которые цепляется твоя страсть! Так вот, слушай, я расскажу тебе все, что увидела и узнала за минувшие сутки, с тех пор как повстречала Ниту, которую целый год не видела. Выслушай меня внимательно; я это заслужила: ведь где задета твоя честь, задета и моя, и что бы ты ни сказал и ни сделал, братец мой, падешь ли ты жертвой обмана или сам преступишь черту – дело, в конце концов, не в нашей несчастной любви и не в счастливой любви других; под ударом твоя честь и сама жизнь, – добавила она, указав на ящик с пистолетами. – Вот о чем речь, – тихо повторила она. – Но это вовсе не спасение, а всего лишь трусливое бегство!
– Неужели я лишился последнего? – в горестном волнении прошептал Леон. – Даже любви родной сестры?!
Резкое слово уже готово было сорваться с уст Розы, но, увидя слезу, тихо катившуюся по бледной щеке Леона, она бросилась к нему и поцелуями принялась осушать его покрытый холодной испариной лоб.
– Братец, милый мой братец! – воскликнула она. – Никогда еще я так тебя не любила! Ты страдаешь, но знал бы ты о моих терзаниях!
Леон крепко прижал ее к груди.
– Говори, – сказал он, – я слушаю тебя. Боже, дай мне силы разлюбить ее!
И Роза начала свой долгий рассказ. Читателю уже отчасти известно то, что услышал Леон: о разговоре с Нитой, о происшествии в павильоне и встрече с графом. Роза передала, как уважительно отозвался тот о Леоне; Леон пожелал узнать подробности беседы. Роза, покраснев, поведала ему о занавешенной картине, изображавшей двух девушек с букетом роз, затем повторила некоторые фразы из беседы с графом дю Бреу, когда тот провожал ее с улицы Матюрэн до улицы Кассет. Граф, по ее словам, оказался жертвой какого-то заговора.
Леон с недоверчивой улыбкой покачал головой. Он полагал, что хорошо знает Жулу, «Дурака» Маргариты Бургундской.
Наконец Роза дошла до событий нынешнего дня.
Сегодня у нее были две встречи: одна с Роланом у могилы госпожи Терезы, другая с Нитой, которую она покинула у дверей усадьбы де Клар. С Нитой пришлось говорить по-английски, ведь с ними была приживалка, добрейшая Фавье, которая, по словам Ниты, не знала на языке Шекспира ни слова – ни единого слова.
– Леон, – закончила она, – я сама передала Ролану и Ните слова их взаимной любви, хоть сердце мое разрывалось! Тебя назначили одной из жертв заговора, который плетется вокруг Ниты, я догадалась. Ролан – человек большого мужества, он выдержит.
– И ты попросила его пожалеть меня? – в смятении пробормотал Леон.
– Пожалеть! При чем тут жалость? Я ведь даже не знала о нависшей над тобой опасности, хотя сердце мне смутно подсказывало. Теперь, когда я все поняла, рассудок вернулся ко мне. Страдание заставляет думать. В чем таится главная опасность для тебя, твоя погибель? Похищены вверенные тебе документы, ты подал жалобу, хорошо. Но настроенные против тебя судебные власти выдвинули встречное обвинение, основанное на неких догадках. Однако назовем вещи своими именами. В обвинении прямо сказано: вы хотели отнять наследство у Ролана де Клар, дабы сохранить состояние в руках принцессы Эпстейн, на которой имели виды жениться…
– Безумцы! – возмущенно воскликнул Леон. – Им никогда не понять! Я и впрямь готов был на преступление, но только прямо противоположное! Как-то ночью, в лихорадочном бреду, мне пришла мысль разорить принцессу Ниту, чтобы моя безнадежная мечта могла осуществиться!
В прекрасных глазах Розы де Мальвуа блеснули слезы.
– Я тоже однажды помышляла о подобном, – пробормотала она. – Ролан рисовался мне бедным, покинутым, сломленным…
– Это была единственная возможность, – продолжал Леон, – единственный выход для подлинной страсти, великой и ненасытной. Но судейским крючкотворам ведомы лишь проторенные дорожки. Человеком, по их мнению, может двигать лишь алчность, честолюбивые устремления и еще Бог знает что в таком роде. Им знакомы и понятны лишь заурядные преступления, ведущие на каторгу!
– Братец, – тихо сказала Роза, – в таких преступлениях тебя не обвиняют. И не стоит о них говорить.
Пыл Леона угас, и Роза заговорила снова:
– Чем можно отвести выдвинутое против тебя обвинение? Надо доказать, что ты не имел намерений, приписываемых тебе судом, а заодно и теми, кто попытался ввести власти в заблуждение. Для этого ты должен явиться к судье вместе с принцессой Эпстейн и ее женихом, герцогом де Клар, которые скажут: «Он – наш верный друг».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159