– Они хотя бы оставили что-нибудь из моей одежды? – спросил Ролан.
– Ничего не оставили, и хозяин еще заявляет, что вы ему задолжали за квартиру. Так что, дружочек, тебе придется уйти в чем пришел. Видно, сюртук и панталоны ты тоже прогулял… Но надо поторапливаться, сам понимаешь, племянница… Только через два дня она впервые упомянула о двадцати тысячах франков. В конце недели прошел слух, будто убили какого-то молодого человека, только об этом и говорили. Конечно, мадам Терезе я ничего не сказала, чтобы не волновать ее. Пора мне закругляться, сейчас неподходящее время для визитов, да и не люблю я сплетничать. Но приходи, когда захочешь, всегда буду рада… Ох, молодость!
– Что она говорила обо мне? – спросил Ролан. Глаза его были сухи, но голос звучал отрывисто, словно он с трудом выдавливал из себя слова.
– Однако ты неплохо держишься, – сухо заметила мадам Марселина. – Я-то думала, ты поведешь себя по-другому… А тебя, кажется, ничем не проймешь! Впрочем, раньше или позже все вы такими становитесь. Что она говорила о тебе? Слава Богу, мы, женщины, в десятки раз лучше вас, мужчин, а может и в сотни. Она говорила: «С ним случилось несчастье!» В предпоследний день она почувствовала себя лучше, попросила принести перо, чернила, бумагу и написала письмо. Я думала, что она скажет мне, куда его отнести, но она, как всегда, таилась. Я не обижаюсь, но разве я не доказала ей свою дружбу? Ну да теперь все равно. Она вызвала рассыльного и осталась с ним наедине. Я знаю этого малого. Когда он выходил с письмом, я спросила: «Куда ты это несешь, Жером?» – «Не суй нос в чужие дела», – ответил он. Вот так всегда: заботишься о человеке, а награду получаешь… Ну хватит болтать. Уже час ночи, и племянница моя здесь.
Ролан поднялся весь дрожа.
– Ты не подумай, я тебя не выгоняю, – спохватилась мадам Марселина, раскаявшись. – Садись. Тебе есть где переночевать?
– Да, – не задумываясь, ответил Ролан.
– Ох, боюсь, ты врешь!.. Отправив письмо, она совсем обессилела, ей становилось все хуже и хуже. Неделю тому назад она вручила мне небольшой пакет с бумагами для передачи доктору Ленуару и угасла у меня на руках. Я плачу, а ты, негодник, даже слезинки не проронил!
Ролан смотрел на нее неподвижным взглядом, глаза его действительно были сухи. Он издал глубокий вздох.
– Выпей воды, – предложила соседка. – Уж лучше бы ты плакал. Она умерла с твоим именем на устах… А раньше она говорила что-то о герцоге… о пэре Франции… Понятно, она уже бредила!.. Надеюсь, ты вернешься в мастерскую?
Ролан утвердительно кивнул и спросил:
– Когда она умерла, ее лицо сильно изменилось?
Голос его звучал глухо и невыразительно. Мадам Марселине стало не по себе.
– Когда-нибудь ты сойдешь с ума… Ты видел себя в зеркале? Ни одна женщина не может сравниться с тобой красотой!
Она подала Ролану зеркало, тот отвел глаза.
– Тебе стыдно, – продолжала мадам Марселина, – это хорошо. Я уж и не знала, что подумать, когда ты ввалился сюда в женском платье. Сам посуди: она столько слез пролила перед смертью, а ты развлекался на карнавале!.. Правда ли, что она задолжала более чем за шестьдесят визитов доктору Самюэлю? Он немало поживился на распродаже… Но откуда она взяла эти двадцать тысяч франков? Ну да это ваше дело, чужие секреты мне ни к чему.
– Прощайте, мадам Марселина, – сказал Ролан, – я благодарю вас за все, что вы сделали для моей бедной матушки.
Он хотел было встать, но соседка вновь удержала его. Она была смущена и взволнована.
– Я собиралась тебе что-то рассказать, да из головы вылетело… Послушай, я говорила тебе о бумагах, переданных доктору Ленуару? Конечно, миллионов за них не выручить, но все же доктор Ленуар добрый человек. Каждый раз после его ухода я находила на камине монету в сорок франков… А, да ты покраснел, а ведь каким бледным был! Сколько раз по сорок франков в двадцати тысячах? Тебе их дали или ты сам взял? Ох, да что говорить, молодость, молодость! Все вы, ребята, легко теряете голову, а эти мерзавки и рады!.. Ты торопишься? – спросила она, увидев, что Ролан в третий раз пытается встать. – Тебя ждут?
Мадам Марселина с тревогой поглядела на Ролана: лицо молодого человека покрывала смертельная бледность.
– Нет, – проговорил он со столь глубокой печалью в голосе, что у соседки защемило сердце. – Никто меня не ждет.
Мадам Марселина погладила его по щеке, как гладят ребенка, и сказала:
– Бедный маленький дурачок! Хлебнул ты горя!.. А мне нечем даже тебя угостить, племянница все съела. В ее возрасте на аппетит не жалуются.
Вдруг она радостно всплеснула руками.
– Вспомнила! – воскликнула она. – Я вспомнила, что должна была тебе рассказать. Ну и голова у меня! Чуть не забыла самого главного. Ты помнишь, я говорила тебе о письме? О том, что отнес рассыльный за два дня до похорон? Так вот, сегодня пришел ответ. По крайней мере, я думаю, что то был ответ, я ведь не лыком шита и кое-что соображаю. У мадам Терезы на камине стоял портрет генерала. Его тоже продали, купил его клерк из нотариальной конторы, из конторы Дебана, знаешь ты такую? Конечно, никому и в голову не приходило, что она могла быть женой генерала, хотя ты очень на него похож… Да, видно, мадам Тереза унесла с собой в могилу немало тайн! С ума сойти можно!
Если тебе эти тайны известны, тем лучше для тебя, потому что тут замешаны богачи, и доказательством тому сегодняшний визит. Вечером, как спустились сумерки, у нашего дома остановилась карета, и не простая, а запряженная четверкой лошадей. Я сама не видела, но мне рассказали. Из кареты вышел господин весьма приличного вида, старая-престарая монахиня и маленькая девочка, которую называли принцессой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159