Рисовальщик вывесок
по прозвищу Каменное Сердце
изготовит отличные афиши
для господ акробатов
и ярмарочных артистов
ГОСПОДИН СЕРДЦЕ
КОЕ-ЧТО О КАМЕННОМ СЕРДЦЕ
Миновало десять лет, на дворе декабрь 1842 года, и вот наша повесть находит свое продолжение – на сей раз в том доме, поблизости от Сорбонны, у дверей которого в одну из ночей среди постной недели рухнул обессиленный и умирающий Ролан. Снаружи здание нимало не изменилось. Это был все тот же весьма обширный жилой дом, с двумя башенками самого жалкого и обветшалого вида по обеим сторонам кровли. Ничто окрест не предвещало пока грядущего сказочного появления нового города на месте этих причудливых лачуг, доносивших туманные были средних веков в век нынешний.
В середине жилого корпуса под замызганными окошками второго этажа, как встарь, моталась на ветру, заплутавшем в этих переулках, вывеска, все та же вывеска, изображавшая бородатого выряженного дикарем художника, занесшего кисть над полотном, на котором в окружении апокалиптических зверей сражались два фехтовальщика; надпись на вывеске, как и прежде, гласила:
Рисовальщик вывесок
по прозвищу Каменное Сердце
изготовит отличные афиши
для господ акробатов
и ярмарочных артистов
Прежде чем толкнуть в глубине сводчатой ниши дверцу, которой суждено ввести нас в действие драмы, поглядим-ка, что хорошего происходит на другой стороне улицы. Там высится новый дом, поставленный несколько в глубине как бы из того расчета, что со временем к нему подравняются и остальные фасады. Дом опрятный, мещанский, весь в маленьких, совсем квадратных оконцах. Из пяти проемов второго этажа четыре сверху донизу забраны решеткой, сквозь которую можно разглядеть птиц, да в таком множестве, будто жильцы ушли, превратив квартиру в громадную вольеру.
Не станем пока сообщать ничего больше о доме напротив, недавно построенном скромным и степенным рантье по имени господин Жафрэ и по прозванию «Добряк Жафрэ», как окрестили его соседи по кварталу. Сей господин занимает второй этаж, и птицы принадлежат ему, как и он – птицам: трижды в день показывается он в пятом окне, и воробьи, слетающиеся со всего Левобережья, получают свой корм из его рук, лишний раз подтверждая правоту соседей… что за славная душа!
Было девять часов утра. Лучи зимнего солнца играли в конце улицы на прелестных крышах дворца Клюни, оставляя в тени фасад дома Каменного Сердца. Птицы Добряка Жафрэ заливались, а уличные воробьи носились туда-сюда, не в силах дождаться, когда же откроется пятое окно.
Каменная лестница, что вела к Каменному Сердцу, рисовальщику вывесок, почти развалилась. Красивые кованые перила изъедены были ржавчиною. От покрытых сырой пылью ступеней и замызганных стен несло погребом. Едва ступив на крыльцо и толкнув источенную жучком дверь, вы сразу оказывались в мастерской – одной из замечательнейших среди парижских мастерских и (как высокопарно говаривал господин Барюк, малеватель в летах и первый ученик великого Тамерлана) единственной в столице, где вы можете полюбоваться развешанной по стенам гирляндой из набитых опилками крыс, имеющей 72 аршина длины и состоящей из 884 особей обоего пола, убитых прямо в заведении и без посредства кошек!
Напрасно вы решили, что логово, порог которого мы сейчас переступили, если и не являет собой плод фантазии, то уж по меньшей мере никому не ведомо. Поэты нынче подняли вопль, что Париж вот-вот утратит все приметы старины; доля истины в этом есть, да только богом хранимая и достославная мастерская Каменного Сердца цела по сей день и умирать не намерена, напротив: достигнув полнейшей гармонии между своим предназначением и средствами его исполнения, она, казалось, сделалась бессмертна.
Мастерская не сгинет – пусть даже под угрозой быть сметенной городским обновлением, она переселится на новое место, пусть даже придется отправить всю связку крыс в изгнание за городские заставы и притулиться со всей своею славой где-нибудь на просторах Сен-Дени. Она будет жить, покуда служит всему пестрому и многочисленному племени «господ балаганщиков» истинным храмом живописи, малейшее из полотен которого стоит половины нашей Национальной выставки.
Кто и когда основал ее? Чей мятежный дух одарил нас этой манерой, вместе детской и возвышенной, простодушной, как у Чимабуэ, и величественной, как у Микеланджело? Ни одна академия до сей поры не назначила премии тому, кто разгадает эту тайну. Одно можно утверждать: родилась она во Франции (причем уже после открытия Америки, ибо требует много хлопка для своих полотен) – равно как и ее постоянный заказчик Паяц и постоянный соперник – уголек йонских копей, что рисует солдатиков на свежевыбеленных стенах вопреки энергичным запретам властей.
Будь даже канувшее в Лету имя ее гениального основателя Барбаколоццо или Пфаффершпигельбеер, – неважно, ведь похвалиться такой мастерской может одна Франция. Обойдите все страны и весь свет и найдите мне хоть один портрет женщины-великанши в полный рост, который мог бы сравниться с работами Мушамьеля, который был Каменным Сердцем, правившим в последние годы Империи! Их обрывки и по сию пору еще идут на вес меди! Господин Мальпень, директор первых европейских театров, – тот самый, который умеет так исполнить через рупор романс «Гроза», что у всякого вышибает слезу, и глотает не поморщившись сотню гвоздей – имеет в своей галерее на улице Гут-д'Ор ляжку и щеку девицы Киразо, юной великанши четырнадцати лет, к несчастью, похищенной из Франции союзниками в 1819 году. Портрет был писан Тамерланом, которого сгубила известная неумеренность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159