Ксана промолчала.
– Хорошо, иди в класс. Через минуту звонок. – Надежда Филипповна поднялась. – Я тебя прошу: пожалуйста, подумай. Мне бы очень хотелось, чтоб ты ушла домой.
Но Ксана не ушла. Прямая, напряженная, она заняла место на последней скамейке и за два часа, которые тянулся этот «вечер», ни разу не пошевелилась.
Софья Терентьевна рассказала старшеклассникам, что настоящая дружба основывается, как правило, на общности интересов (Маркс и Энгельс, Герцен и Огарев), что прочность дружбы зависит также от того, на что направлены эти самые интересы. Если они связаны с революционной борьбой, с думами о благе народном, дружба нерушима (Маркс и Энгельс, Герцен и Огарев). То же самое – и о любви, в которую постепенно перерастает дружба между мужчиной и женщиной (декабристы, их жены, которые отправились вслед за мужьями в Сибирь. «Есть женщины в русских селеньях…»). Любовь – это великое чувство, которое должно облагораживать, двигать человека на труд, на подвиг, нельзя опошлять любовь. Дружбу тоже опошлять нельзя. В старое время любовь была трагедией (Каренина и Вронский, Ларина и Онегин). В нашем обществе, где женщина имеет равные права с мужчиной, любовь приобрела совсем иные качества («Два капитана» Каверина). И любовь и дружба между юношами и девушками – очень ответственные отношения, которые проверяются временем и разными испытаниями. Если говорить откровенно, как взрослому человеку со взрослым, тут всего полшага до глубочайшей ошибки, а иногда – до трагедии. В лучшем случае это разочарование в любимом человеке, а в худшем… (кинофильм «Человек родился» все смотрели?). «Любовью дорожить умейте, с годами дорожить вдвойне, любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне»…
После ее выступления минут пять не находилось желающих высказаться, хотя физичка и призывала всех «поспорить».
Наконец что-то о Ромео и Джульетте разъяснила староста десятиклассников Лялька Бондырева. Ей нельзя было не выступить, у нее такая болезнь – активность, и в школе еще не было собрания, на котором бы она не вставила слова.
Лялька вытолкнула к трибуне свою закадычную подружку Галку… И поначалу дискуссия на тему о дружбе и любви напоминала «принудиловку», где каждый торопился побыстрее отработать свое, уж если сбежать не удалось. Потом тоненькая и пугливая Дина Мамыкина из девятого обрушилась на своих мальчишек, что нет у них никакой вежливости к слабому полу, да и просто вежливости у них тоже нет.
Это сразу оживило разговор. И больше не приходилось никого тянуть за руку: желающих сказать свое особое мнение стало много.
Только восьмиклассники молчали дружно и категорически, будто воды в рот набрав.
От восьмого класса выступил один Сережка Дремов. Сначала он долго уговаривал пойти пошмурыгать с трибуны Костыля, тот впервые заартачился. Тогда Сережка разозлился и вышел к трибуне сам.
– Чепуха все это: любовь там, дружба – как это говорится? – между полами, – заявил Серега. – Потому и называется противоположный пол. То есть против – и никаких перемирий! Между полами все время война! У нас на улице дядька Алексей каждый день дерется с женой. Но тетка Настя сильнее, и он всегда ходит поколоченный. Правда, он еще и пьяный всегда, – может, поэтому?
Софья Терентьевна попросила Сережку Дремова не подменять серьезного разговора анекдотами. Сережка Дремов обиделся и, заявив, что остается при своем мнении, покинул трибуну.
Ксана шла домой усталая и разбитая, с тягостным чувством только что сделанной глупости. Слова доклада, как и выступлений, скользили мимо ее сознания… Она действительно никому ничего не доказала. Да и желания доказывать, как она поняла теперь, вовсе не было. Послушайся она вовремя Надежду Филипповну, ушла бы сразу после четвертого урока и уже сидела дома…
* * *
К вечеру в Шахты наведался Валерка. Хотел рассказать Димке о лекции про любовь и дружбу, раздумал. Посидели на лавочке перед домом. Валерка чувствовал холодок по отношению к себе со стороны друга и старался не быть навязчивым.
А Димка сам не мог понять, откуда появился у него этот холодок. Но Валерка в его представлении уже стал человеком из какого-то иного мира, в который ему, Димке, путь заказан. Видимо, это и разделяло их.
В окрестностях Долгой стойко удерживалась теплая, солнечная погода. Осень обрушилась внезапными дождями и отпрянула невесть куда от Ермолаевки, Шахт, Холмогор. Малолетние городошники, вздымая босыми ногами черную пыль, носились по улице мимо друзей в одних трусах, как среди лета.
– Пойдем порыбачим завтра? – предложил Валерка
– Не знаю… – слицемерил Димка. – Посмотрю в школе… Может, приду.
Прощались они, испытывая взаимную неловкость: Валерка – печальный, Димка – злой на самого себя.
Он говорил искренне, когда на вопрос Надежды Филипповны, трудно ли ему, ответил: «Не знаю». Он многого не знал и не понимал из того, что творится с ним. И точно так же, как, со своей стороны, Ксана, боялся увидеть ее. Пропала из жизни та ликующая ясность, что еще недавно переполняла его, делая и ночи радостными и дороги радостными… Надежда Филипповна полагает, что он держался на педсовете с достоинством, а Димка презирал себя за этот совет. Ему бы ничего не говорить, отказаться – и точка. А он разоткровенничался.
Наконец, мог он ослушаться Надежду Филипповну и не уходить из ермолаевской школы? Мог. Однако ушел. Потому что оказался бессильным. И Ксана должна знать об этом его постыдном бессилии, как знает Валерка, как знают ермолаевские учителя… Вот отчего зародилось в нем то угрюмое отчуждение, что непроизвольно распространил он не только на Валерку, но и на Ксану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61