Понаползли под их укрытие кусты, и дуб-одиночка оказался в тесном, противоестественном для него окружении, таком плотном возле балки, что дно ее никогда не прогревалось солнцем. Старое дерево доживало последние мучительные годы. Оно еще властвовало над окружением, но его нижние, безлистые ветви почернели и многопалыми корявыми лапами простирались над головами Ксаны и Димки, над балкой.
– Слушай… – позвала Ксана.
Димка обошел дерево.
Она легонько ударила по стволу обломком сушняка; звук получился тупой, короткий.
– Кажется, ничего, – объяснила Ксана, – а попробуй другой дуб – совсем не так отзывается…
– Я раньше их никогда не видел… – зачем-то сказал Димка.
– Он скоро погибнет. – Ксана вздохнула.
– Ну что ты! Смотри, какой зеленый еще!
– Это кажется… – Ксана оторвала листок, выросший прямо на стволе. – Положи в карман. Только не помни?.
Взяв листок, Димка положил его в нагрудный карман рубашки.
– Вот, – сказала Ксана, – поляну ты уже знаешь, дуб тоже. Теперь озеро… И никаких тайн у меня! – вдруг удивилась она.
– Почему никаких?
– Ну, они теперь и твои тоже… Пошли. – Она оглянулась на лес. – Велосипед ты пока оставь, а то мы здесь не пролезем.
…Трава на поляне около озерца была зеленой, сочной. А круглое озерцо обрамляли со всех сторон небольшие, склоненные к воде кусты. Лишь там, где в полутора-двух метрах от берега росла верба, между кустами оставался просвет.
Ксана присела под вербой сначала на корточки, потом ладошкой потрогала траву и, обхватив колени руками, села на траву.
Димка опустился рядом.
– Вот здесь утка жила, – сказала Ксана. – А я тут сидела все время. Она выплывет, поглядит на меня – и ничего! Ищет что-то в воде. Я приносила хлеба, кидала, но она сразу пряталась. Может, ела потом? – спросила она у Димки. – А когда утята вывелись, утка стала дальше плавать. Чуть какой побежит ко мне – она на него: «Кур-р!» Он назад! – Ксана снова засмеялась.
– Где же они теперь?
– Не знаю… Улетели. Сначала немножечко так над водой: порх – и упадет, а потом стали по-настоящему летать…
Ксана задумалась и погрустнела.
Было тихо. Лишь время от времени чуть шелестела над головой верба, и тогда легкая рябь пробегала по озерцу от берега к берегу. Но потом снова лежало оно перед ними гладкое, спокойное.
Поддаваясь влиянию тишины, Димка тоже – сам не зная о чем – задумался вдруг. А немного погодя спросил:
– Ты куда пойдешь после школы?
– А ты? – вопросом на вопрос ответила Ксана.
– Я… – Димка вспомнил, кем только он не хотел быть. Хотел одно время столяром. И теперь, когда доставал инструмент, с сожалением думал, что трудно совместить несколько профессий. Когда начинал заниматься радио, решал быть радистом. Когда учился в спортшколе, жертвовал собой футболу. А вот уже с год, как решил, что поступит в мореходку. Но признаться в этом Ксане почему-то не решился. Пожал плечами: – Буду учиться дальше!
– А я работать пойду, – глядя в просвет между кустами, сказала Ксана.
– Почему?! – У Димки даже глаза округлились. – Ведь ты же так учишься! – Он сделал ударение на слове «так».
– Ну и что… Я хочу, чтобы мама отдохнула. Она всю жизнь работает…
Димке стало почему-то неловко. Разозлился:
– Куда ты пойдешь? В шахту? В карьер?
Ксана, глянув на него, улыбнулась:
– У меня есть куда. Я, знаешь… в детский сад пойду, с детишками возиться. Сказки им буду рассказывать… Ты любишь сказки?
Димка замялся.
– А я люблю. Я их тысячу помню… Прямо наизусть. Только не говори никому… – И спросила: – А в приметы ты веришь?
– В кошек? – изумился Димка.
– Заче-ем? – непонятно протянула она. – В другие. Вот я знаю, например… – Она помедлила. – Только ты не смейся, ладно?.. Когда так сине-сине… – Она глянула в небо над лесом. – Когда вон там солнце… – Показала головой назад, за спину. – И когда тихо совсем… Если что-нибудь задумать сейчас, обязательно сбудется. Только надо сильно захотеть, – предупредила Ксана.
И Димка почти поверил ей. Спросил:
– Ты уже задумала?
Она ответила не сразу.
– Я давно задумала… Сказать? Ну, я вот песни еще люблю. Правда, петь не умею, – огорченно добавила она. – Но люблю. Ты любишь? Как Анюта Колчина у нас в Холмогорах поет… Хочу, чтобы песни были… Разные: грустные, веселые. – Помолчала. – Да все просто у меня! Ты вот ездишь, Донбасс какой-то… А мне: чтобы небо было, лес, чтобы все знакомое кругом – каждая травка! И чтобы комнатка у меня, книги. А под окном дорога: пыльная, далеко-далеко… Понимаешь? Ну, почти все, как есть! Правда… ждется еще чего-то. А чего, не знаю… – Ксана напряженно шевельнула бровями. – Ну, чтобы прибегали ко мне малыши, называли бы меня тетей, а я рассказывала бы им сказки: длинные, добрые… А ведь все равно что-то бы опять ждалось!.. – с неожиданным испугом заключила она. И посмотрела на Димку: – Не интересно?
– Почему не интересно! – спохватился он после паузы. – Но ведь все здесь будет не так. Все перестроят, порубят…
– И лес? – сердито спросила Ксана.
– Наверно… – подтвердил Димка. – Тут же кругом уголь!
Она обиделась:
– Жалко… Тебе не жалко?
– Кто меня спросит…
– А я тогда уеду отсюда, – с грустной решимостью объявила Ксана. – Где лес не рубят! Я думала, он вечный: шумит и шумит… Мы ж как гости у него! Маленькие. А он большой, без конца… И укроет каждого. Он живой, смотри!.. А ты – рубить, – упрекнула она.
– Может, еще и не будут рубить. Я только подумал…
Ксана неожиданно вскочила на ноги.
– Ой!.. – Прижала к губам ладошку. – Я промокла… – И, отряхивая юбку, с запоздалым смущением попросила: – Не смотри!
Димка давно промок, но считал, что это не очень важно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61