– Я, Ксанка, не сержусь… Только я правда не оставлю тебя. Понимаешь?
Ксана виновато потупилась и стала опять беспомощной. Откуда уж там взялась у нее на секунду взрослость, непонятно.
А вокруг заметно серело все. Над Мельничным прудом закурился туман, и, потускнев, припала к вершине безымянной горы заря.
– Знаешь, – вдруг сказал Димка, – пошли к учительнице, к Надежде Филипповне.
Ксана подняла на него глаза, моргнула. Еще две минуты назад она никуда не собиралась идти, но то, что Надежда Филипповна жила одиноко, словно бы роднило их, и, высвобождая руки из рукавов, Ксана попросила только:
– Вместе, Дима, ладно?
– Конечно, вместе!
Надежда Филипповна по «стариковской» привычке была уже на ногах. В старушки она записала себя сама, утверждая, что так жить гораздо легче: когда не болтаешься где-то между возрастными группами. Бабушка, и все. Есть чем оправдать бессонницу. А кроме того, можно двигаться не спеша, можно чуточку жалеть себя за неудачно прожитую жизнь, а также иметь удобное, просиженное кресло, чтобы в домашнем халате часами не вставать с места, пока взятая в руки книга не будет дочитана до корки.
Легкий стук на крыльце в такой ранний час немножко удивил ее. Она подумала даже, что стук почудился ей, но все же прошла в сенцы и, застегнув наглухо платье-халат, открыла дверь.
Димка стоял на крыльце, а Ксана внизу, против двери. Димка глядел на учительницу, Ксана – под ноги себе, в землю.
– Здравствуйте, – сказал Димка.
– Здравствуйте! – ответила Надежда Филипповна, скрывая за приветливой улыбкой растерянность. Краем уха она слышала, что Ксана дружит с новеньким. Но увидеть их в это время у себя…
– Мы к вам… – сообщил Димка.
Ксана за время этих переговоров не проронила ни слова. Румянец, вспыхнувший было на ее щеках, тут же сбежал.
Распахнув дверь настежь, Надежда Филипповна посторонилась.
– Заходите! Ксана, заходи! – добавила она, потому что Димка поглядел на Ксану.
Не поднимая глаз на учительницу, Ксана прошла мимо нее в комнату и остановилась у порога. Димка последовал за ней. Надежда Филипповна, прикрывая за собой двери, вошла последней.
Выдвинула от стены два обитых кожей стула:
– Садитесь.
Димка, переступив с ноги на ногу, замялся.
– Ксана, проходи и садись! – повторила Надежда Филипповна.
Та искоса взглянула на Димку, прошла и села на уголок.
Все в доме учительницы было строгим: строгие книги на полках вдоль стен, строгие темные шторы на окнах.
– Мы к вам… Ну, вот Ксана… поговорить, – сказал Димка, оставаясь у порога.
Надежда Филипповна поглядела сначала на него, потом на Ксану.
– Так, может, ты пойдешь, Дима?
– Я? – Он снова замялся.
Машинально тиская в руке косу, Ксана еще ниже наклонила голову.
– Я, наверно, пойду… – сказал Димка. Но, переступая порог, дважды вопросительно оглянулся на Ксану: – До свиданья…
– До свиданья, – ответила Надежда Филипповна.
Долгая минута прошла в молчании.
– Что случилось, Ксана?..
Не поднимая головы, Ксана хотела что-то сказать, но не могла. И лишь бессознательно дергала себя за косу. Надежда Филипповна остановилась напротив, так что их разделял стол.
– Ксана… – повторила учительница.
– Меня выгнали… – шевельнула деревянными губами Ксана. И, сдерживая озноб, который опять возвратился к ней, добавила: – Мама… вчера… из дому…
Надежда Филипповна почувствовала напряжение в стиснутых челюстях, заставила себя расслабиться. Не хватало еще ей потерять контроль над собой!
– За что?
Ксана не ответила.
– За что, Ксана? Ведь я должна разобраться.
Та с трудом повела плечами: «Не знаю…» Потом сказала в пол:
– За Диму…
– Так… – Надежда Филипповна шагнула в сторону, потом назад. – И где же ты была эту ночь?
– Сначала на дамбе… – чуть слышно проговорила Ксана и, уже не сдерживаясь, беззвучно заплакала.
– А потом?
Ксана подняла голову и, смахивая слезы то одной рукой, то другой, рассказала:
– Потом Дима нашел меня… И пошли к Валере… В саду поспали… На скамеечке…
– Что же вы сразу не пришли ко мне? – упрекнула Надежда Филипповна.
– Мы не думали сразу… А утром решили. Дима сказал… – Слезы текли все обильней, и смахивать их приходилось все чаще.
Надежда Филипповна подумала, что Дима молодец, но жаль, что соображает с опозданием.
– Ну ладно, успокойся. – Надежда Филипповна улыбнулась, хотя у самой тоже предательски защипало в глазах. Ученицу ее все сильнее охватывала дрожь, и она уже буквально тряслась, едва владея безвольными руками, чтобы утереть щеку.
А ответила голосом «твердым», словно глаза ее плакали сами по себе, тело билось само по себе, а она вовсе не волновалась. Даже повела непослушной головой:
– Я успокоюсь… Это я только замерзла на скамейке… – Но звучало это нервно, с повышением интонации к концу каждой фразы, чтобы голос не сорвался.
Скрывая собственную слабость, Надежда Филипповна обошла вокруг стола и, обняв Ксану за плечи, прижала к себе.
– Успокойся… Ведь все позади теперь! Да и ничего страшного не случилось. Ты же сильная, а?
Ксана благодарно глянула на нее снизу вверх, кивнула.
– Ну вот. Давай попьем чаю, и ты согреешься. Ведь скоро на занятия! – напомнила учительница. И почувствовала, как на мгновение Ксану даже перестала бить лихорадка, до того напряглась она.
– Я не пойду на занятия, Надежда Филипповна!
– Да я не о тебе! Я о себе. Попьем чаю, ты останешься, отдохнешь немного, а я пойду. Улажу кое-что. Меня-то ведь не освобождали от занятий!.. А пока вернусь, ты здесь почитаешь. Суп разогреешь себе на керогазе. Хорошо? Ну!
После внезапного напряжения Ксаной сразу овладела слабость, и, вздрагивая время от времени и тихонько всхлипывая, она кивнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61