.. Если б
ы Измена, как сыпь, проступала на лице, уродство не могло бы рядиться в лич
ину красоты. Сколько сердец избежало бы тогда бессмысленного обмана! Пер
ед домом общежития была бакалейная лавка, и Набавия с корзинкой шла за по
купками, опрятная, а для служанки, пожалуй, даже нарядная. Такою ты узнал е
е, служанку старой турчанки, что жила в конце улицы, занимая одна целый дом
с большим садом. Богатая чванливая старуха, которая требовала, чтобы вся
кий, кто имел с ней дело, был красив, аккуратен и опрятно одет. И Набавия все
гда была гладко причесана, с длинной, до пояса, косой, в туфельках без задн
иков; просторная рубашка облегала молодое, полное кипучей жизни тело. И д
аже те, кто не был заворожен ею, как ты, находили, что она красива истинной к
рестьянской красотой: круглое лицо, румяные полные щеки, светлые карие г
лаза, короткий толстый носик, губы, трепетно ждущие наслаждений, на подбо
родке темная мушка-родинка. Закончив работу, ты выходил из дома к подъезд
у и смотрел в конец улицы, нетерпеливо поджидая, когда же наконец покажет
ся знакомая фигурка. И вот она появляется и приближается своей милой пох
одкой, и с каждым шагом в твоей душе растет непередаваемо прекрасное чув
ство, которое, подобно сладкой музыке, сопровождает само ее появление, и т
ы, как пьяный, не отрываясь, глядишь на нее, и следишь за каждым ее движение
м, и ни на миг не теряешь ее из виду в толпе. Она заходит в лавку, потом выход
ит, и ты чувствуешь, что стал любить ее еще больше и должен ее о чем-то спрос
ить или хотя бы как-то дать о себе знать: что-нибудь сказать, кивнуть, крикн
уть Ц все равно! А потом она скрывается из виду, и ты понимаешь, что день ко
нчен и впереди долгая ночь, и ты вздыхаешь, и опьянение понемногу проходи
т, и почему-то замолкают птицы на деревьях, и вдруг кажется, что наступила
осень. И однажды ты замечаешь, что под твоими взглядами она как будто силь
нее обычного покачивает бедрами и что она не прочь пококетничать, и ты ср
ываешься с места и бежишь за ней. И конечно, не рассчитав, обгоняешь ее, а по
том уже на краю поля, возле одинокой пальмы, оборачиваешься и Ц откуда то
лько взялась смелость Ц преграждаешь ей путь. И она пугается, естествен
но или притворно, и говорит: кто вы такой? А ты прикидываешься удивленным и
говоришь: разве вы не знаете? Я тот, чьи глаза знают каждый изгиб вашего те
ла, а она сердито говорит: я не люблю нахалов. И ты говоришь: я, вроде вас, их т
оже не люблю и, наоборот, люблю людей воспитанных, красивых, ласковых. И вы
как раз такой человек. Теперь вы знаете, кто я такой. Позвольте, я понесу ва
шу корзину и провожу вас до дома. А она говорит: не нужна мне ваша помощь и н
е стойте на дороге. И идет дальше, а ты рядом, ободренный едва заметной улы
бкой, которую она тут же спрятала, притворно нахмурив брови. Но все равно т
ы уже заметил ее, эту улыбку, легкую, как свежий ветерок, первый предвестни
к утра среди сумрака ночи. И она сказала: иди обратно, хватит, а то моя госпо
жа сидит на балконе и может нас увидеть. А ты сказал: я упрямый и один не пой
ду, давай вернемся вместе, немного, вон до той пальмы, я должен с тобой пого
ворить. Да почему бы и нет, разве я тебе не пара? А она замотала головой, но в
се-таки замедлила шаг и сердито проворчала что-то, но все-таки замедлила
шаг и капризно изогнула шею, но все-таки замедлила шаг… И ты понял, что она
к тебе тоже неравнодушна и прекрасно видела, как ты стоял и вздыхал у двер
ей студенческого Ц общежития, и ты вдруг подумал, что мимолетные взгляд
ы на дороге грозят превратиться во что-то такое, что перевернет жизнь и те
бе и ей, и что вообще вся жизнь станет враждебнее и опаснее, и ты сказал: до з
автра, и остался стоять, где был, опасаясь, как бы ей не попало от злобной ст
арой турчанки, которая жила в конце улицы, никому не понятная и загадочна
я. А потом ты пошел обратно и, дойдя до пальмы, от радости вскарабкался на н
ее, как обезьяна, и с трехметровой высоты спрыгнул на землю Ц там еще рос р
едис. Потом ты вернулся в общежитие и во весь голос затянул песню, ревя, ка
к бык, взбесившийся от радости. А когда волей судеб ты попал на работу в бр
одячую церковную труппу Зията и скитался из города в город, то, боясь, как
бы не оправдалась пословица «с глаз долой Ц из сердца вон», сказал ей: дав
ай поженимся и будем жить, как все люди. И вы еще стояли тогда у входа в мече
ть, в которой ты никогда ничего не крал, а многие дураки крали, и вокруг был
о темно, а на небе у самого горизонта висел огромный месяц. И она обрадовал
ась и опустила глаза, и в лунной свете блеснул ее низкий лоб, и ты сказал: у м
еня доходная работа, и я скоро разбогатею. Я живу в квартале Дарраса, это п
о дороге в горы. Чистый домик с земляным полом, и недалеко живет шейх Али Г
унеди; когда мы поженимся, ты его узнаешь. А мы должны пожениться, и чем ско
рее, тем лучше, ведь мы уже так давно любим друг друга, пора тебе уйти от сво
ей старухи. А она сказала: я сирота, и у меня никого нет, кроме тетки, которая
живет в Сиди-Арбаин. А ты сказал: тем лучше, и поцеловал ее при лунном свете
. А потом была свадьба, такая веселая, что о ней долго еще говорили, и Зият по
дарил тебе целых десять фунтов, и Илеш Сидра ходил такой счастливый, что к
азалось, будто это он женится, а не ты, и прикидывался верным, преданным др
угом, а на самом деле вовсе не был тебе другом, и просто удивительно, как я м
ог в нем так ошибиться, вроде бы я совсем не дурак, самого черта могу перех
итрить. Я ходил как герой, а он был моим рабом, смотрел на меня обожающими г
лазами, пресмыкался, боялся невзначай чем-нибудь рассердить, подбирал к
рохи с моего стола и ждал моих подачек, и я думал, что, пошли я его с Набавией
хоть в пустыню, где бродил пророк Моисей, и то я буду там у него перед глаза
ми и он не посмеет прикоснуться к ней пальцем, да и как придет ей в голову з
абыть льва и отдать предпочтение собаке, но оказалось, что она просто гря
зная дрянь, от природы такая, убить ее мало;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30