– Может быть, попробовать еще раз? – И, снова коснувшись его губ, почувствовала их нежный и терпкий пламень.На этот раз Рэнд ответил на поцелуй и, раскрыв ее губы как бутон, страстно припал к ним.Розали в смущении пыталась освободиться, но потом постепенно затихла в его объятиях, чувствуя странное томление и неожиданно острое наслаждение, словно это было одновременно и насилие, и невыразимая нега.Она больше не сопротивлялась. Тело ее стало послушным и отзывалось на малейшее движение Рэнда. А он ласкал ее, и ощущение неземного блаженства наполняло сердце Розали. Ей было совсем не страшно, а, напротив, весело, словно ослепительный свет затопил все вокруг. Радость и восторг кружили ей голову.Рэнд больше не сдерживал себя. Держа одной рукой голову Розали, другой он беззвучно и слепо боролся с застежкой ее платья. Поняв, что он делает, Розали вдруг замерла и отстранилась.– Остановись, – проговорила она, словно очнувшись от сна или обморока. – Рэнд, я не хочу…– Я понимаю, – хрипло произнес он и улыбнулся.– Прости, – проговорила Розали, пытаясь встать с его колен, но он не отпускал ее.– Розали, – начал он. – Моя холодная льдинка, сирена, ты держишь меня между Сциллой и Харибдой, Мне все равно, разобьюсь ли я о скалы или утону в водовороте волн.Моя судьба решена. Я хочу тебя. Но, черт возьми, я хочу тебя, если только и ты хочешь того же!Розали слушала Рэнда, закусив губы. Она испытывала непонятную тревогу и странную пустоту, словно ее бросили в бурлящий поток.– Может быть, тебе нужна другая?– Никто и никогда, – твердо ответил Рэнд.Все ясно. Теперь они квиты: он отнял у нее когда-то невинность, а она сейчас забрала его свободу. Он не хотел другой женщины.Розали грустно смотрела на него. Она никак не могла забыть и простить ужас, испытанный ею когда-то в его постели.Рэнд понимающе посмотрел на нее и горько усмехнулся:– Поверь, я знаю, как плохо было тебе тогда. Но не надо помнить зла, ты даже не представляешь себе, на что это может быть похоже!– Но, послушай, – простонала она, – дело совсем не в том, что я боюсь или помню зло, я просто не хочу зависеть от тебя. Отпусти меня, пожалуйста.Рэнд встал и подошел к ванне, наполненной водой.– Все готово, – тихо сказал он. – Позови меня, когда закончишь.– Рэнд, разве ты не хочешь поговорить со мной о…– Не сейчас, – ответил он, направляясь к двери своей спальни. Неудовлетворенное желание постепенно перерастало в нем в глубокое разочарование, которое ничто не могло развеять. * * * – Он плохо себя чувствует, – извиняющимся тоном сказал Сележ.– Из-за него я не спал всю ночь. Я тоже себя плохо чувствую. Позвольте мне все-таки войти.Дверь распахнулась, и Рэнд оказался в гостиной Браммеля. Бо полулежал в кресле, обложенный со всех сторон подушками, вертя в руках золотой медальон, надетый на бархатную ленту. Казалось, он совсем не удивился появлению Рэнда.– Поразительно, – печально проговорил Браммель. – И я, и Принни, оба произвели на свет дочерей в 1796 году.Подумать только, его Шарлотта и моя Розали могли бы стать подругами, если бы не…– Если Розали и является вашей дочерью, – резко прервал его Рэнд, – то надо признать, что ей было гораздо лучше вдали от вас всех.– У меня нет ни малейших сомнений в том, что она моя дочь. Розали – точная копия дорогой Люси, и, кажется, в ней есть и мои черты.– Не слишком много.– Достаточно, – проговорил Браммель, и Рэнд вдруг почувствовал странную боль от того, что какой-то другой мужчина мог вот так предъявлять права на его Розали. Теперь эта девушка принадлежит только ему, что бы там ни думал этот стареющий фат, чье имя причинило Розали столько волнений.– Вы не хотите узнать, как она себя чувствует? – спросил Рэнд, едва сдерживая раздражение.Маска романтического одиночества слетела вдруг с физиономии Браммеля, и он вопросительно взглянул на Рэнда.– О да, скажите мне, как она? Почему вы не взяли ее с собой?– Розали смущена, расстроена, она не знает, кто она на самом деле, да и боится знать правду. Если вы способны интересоваться чем-то, кроме своего галстука, то постарайтесь, чтобы она забыла все, что было сказано вчера.– Дорогой мой, вы что, не понимаете? Она же моя дочь! У меня решительно никого нет, Беркли. По крайней мере никого, кто хотел бы признать свое родство со мной.Она – это все, что у меня осталось. Мне необходимо многое рассказать ей.– Если Розали возьмет ваше имя, это погубит ее, – резко ответил Рэнд. – Вы сбежали из Лондона от кредиторов. Что вы собираетесь передать ей в наследство? Баснословный долг и перспективу попасть в долговую тюрьму?– Мне думается, это все же лучше, чем оставить ее в ваших руках, сэр, чтобы вы в конце концов бросили ее, когда она надоест вам. Вы забыли, что я прекрасно осведомлен о вашей репутации, Беркли. Вы слишком легко меняете женщин и бросаете их потом, как грязные перчатки.– Эти женщины не "леди", – ответил Рэнд, и выражение его лица стало непроницаемым. – И я не брошу ее. Я позабочусь о мисс Беллью.– О мисс Браммель.– Беллью, – многозначительно произнес Рэнд. – Если, конечно, вы дорожите своей шкурой. Ради нее, не ради меня или вас. Я знаю, что вы принимаете здесь множество гостей, и, кроме того, я осведомлен о вашей страсти к сплетням и всевозможным байкам. Но я надеюсь, что эту тайну вы унесете с собой в могилу, иначе я расценю вашу болтливость как знак того, что вы решили ускорить свою кончину.Минуту Браммель молчал.– Какая впечатляющая речь, – усмехнувшись, сказах он наконец.– Постарайтесь не забыть ни слова из нее.– И что, моя дочь согласна с вами? – холодно спросил Браммель.– Она не знает, что я сейчас здесь, – ответил Рэнд и, помолчав, добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88