Было ясно, что добрая половина сюжетов взята из повседневной жизни. На больших и маленьких картинках были запечатлены все виды деятельности, которые только мог припомнить художник, втиснувший их в и без того богатое деталями полотно. Люди здесь ели, спали, мылись, пряли, собирали урожай, заплетали волосы в косы, строили дома и храмы, играли на музыкальных инструментах. Начиная с центра мозаики, сразу за утерянным фрагментом, начиналась серия сюжетов, выполненных со всеми подробностями. Слева направо тянулся ряд картинок, в которых все время встречалась группа из пяти мужчин и женщин, выполняющих какой-то сложный ритуал. Там были огонь и дым, музыка, ножи и зеркала. Группа побольше, состоящая из детей и взрослых, стояла рядом. Все эти люди были чем-то напуганы, они заламывали руки, отворачивались или закрывали глаза, боясь смотреть на происходящее. А то, что происходило, становилось все больше и четче от картинки к картинке, появилась некая форма, похожая на символическое изображение бури или болезни. На последней картинке форма обрела четкие контуры. Группа из пяти человек стояла перед остальными с виноватым видом, понурив головы, слезы текли по их щекам, их руки были подняты в жесте, обозначающем горе, страх и стыд. А темная форма стала третьей группой – чудовища, которых я увидел и запомнил впервые в семнадцать лет… Демоны. Их удерживали на расстоянии теми же ножами и зеркалами, которые использовались на протяжении всего ритуала Я не до конца понимал то, что разворачивалось перед моими глазами, но голос Балтара подсказал мне то, что я начинал предчувствовать.
– Ты видишь, Смотритель. Мы виноваты. Наша магия и наши чудеса, мы сами создали этих демонов.

ГЛАВА 19


– Как ты можешь так думать? – Фиона стояла у меня за спиной, сверля взглядом Балтара. – Даже если эта куча обломков и значит что-то, картина далеко не полная. Тут повсюду дыры.
– Мне потребовалось двадцать семь лет, чтобы прийти к этому выводу; я не знаю, что еще могу сделать. Мои глаза уже не такие зоркие, как раньше, остальные сохранившиеся фрагменты разбиты в мелкие дребезги, в них сложно угадать рисунок. Все это долгое время пролежало в воде, те, кто разрушил храм, бросили все в реку. Наверное, река вскоре поменяла русло, потому что пропало не так уж много, совсем чуть-чуть. Да, здесь почти все. Картина ясная. Все видно.
– Но откуда ты знаешь, что означает увиденное? Откуда?
– Разве ты не видишь, дитя? Они пришли и уничтожили следы своего преступления. Когда увидели, что они впустили в мир, не позволили другим, обычным людям узнать о случившемся. Они… мы… должны были исправить ошибку. Мы объявили демонам войну, и мы живем с нашей виной уже тысячу лет. Когда мы готовы забыть, боги посылают нам напоминание – детей, захваченных злом, которое мы сотворили. Я нашел разгадку.
– Ты не можешь знать всего.
Голос Фионы звучал неуверенно. Конечно, Балтар прав. Нож на картинках был тем ножом, которым я убивал демонов. И овальное зеркало размером с ладонь. Уж не сам ли Латен держит его? А тот, который поет, возможно, это Иорет? Демоны произошли от эззарианской магии. Отрицать это невозможно.
И все остальное… Я провел рукой по крылатым фигурам и почувствовал жжение в лопатках, тяжесть в желудке и пустоту в сердце. Что с нами произошло?
– В одном ты точно ошибаешься. – Мой голос дрожал от волнения. – Дети не могут быть нашим наказанием. Наши страдания и вполовину не так страшны, как то, что вынуждены переносить они. А мы даже не видим этого, ведь мы сразу убиваем их или увозим подальше. – Я помнил выражение лица Блеза, когда он раскинул руки и стал тем существом, которое было частью его. Там не было боли или страха, зависимости или одержимости, одна лишь радость. Я ясно видел ее, потому что за свою нелепую, сумбурную жизнь я не раз испытывал подобное за Воротами. Неподвижность Блеза была отражением умиротворения, и целостности, и гармонии, которые я не мог даже представить. Только его ждал печальный конец.
– Что вы знаете об этом?! Ничего! – Балтар закричал так, что стая воробьев с гомоном снялась с крыши и перелетела на дерево. – Дети уничтожили бы нас. Мы правы, что уничтожаем их первыми. Я ненавижу это, но другого пути нет. Наше наказание за то, что мы сделали, в необходимости убивать их.
Разумеется, Балтар будет защищать от меня свою теорию. Но он просто не знает. Он ни разу не встречался с Блезом.
Пока я пытался собрать мозаику моих мыслей и воспоминаний, Фиона яростно набросилась на старика. Она отстаивала все накопленные эззарийцами знания. Демоны суть проявления природы, в них самих нет зла, наш магический дар есть у нас не просто так, а чтобы противостоять демонам. В наших манускриптах нет ни слова о нашей вине. Но именно нехватка записей и делала ее доказательства голословными. Она не могла ничем подтвердить своих слов, у нас была только одна история, другой мы не знали. И она рассказала Балтару о Блезе и Сэте и потребовала, чтобы старик объяснил, как они укладываются в его теорию. Балтар назвал ее лгуньей, а меня – худшим из лжецов. Я не винил его. Если бы он поверил, что одержимые демонами дети вырастают разумными и добрыми, значит, смерть его собственных детей была напрасной. Но я не собирался щадить его чувства.
– Вы оба идиоты! – Фиона едва не топтала мозаику ногами. – Ты, старик, убийца и предатель своего народа, ты придумал все это, потому что в тебе самом одно только зло. Ты пытаешься оправдать свои грехи еще более тяжкими. А ты, – она едва не испепелила меня взглядом, – ты просто нечист и испорчен. Твой взгляд замутнен твоей нечистотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123