Я мог бы помчаться вниз и уже через четверть часа оказался бы возле огня, под теплыми одеялами, чувствовал бы объятие любящих рук и видел темно-каштановые волосы, золотящиеся в свете очага. Но, как и всегда, когда шел этой дорогой, я вскарабкался на отвесный камень, белым зубом торчащий из челюсти холма, и уселся на нем. Хотя уже не помышлял, что могу сражаться один (я научился принимать помощь во время испытания в душе Александра), мне необходимо было немного побыть в одиночестве после сражения. Требовалось время, чтобы огонь заклинаний перестал бушевать в моей крови. Время перестроить чувства, необходимые для преследования демонов, на нормальные человеческие. Время, чтобы бушевавшая во мне ярость (пусть даже преследующая благую цель) улеглась. К тому же после шестнадцати лет в оковах, когда мог позволить себе жить только настоящим, я теперь испытывал наслаждение уже от самой возможности просто сидеть, смотреть на огни и предчувствовать счастье, ждущее меня впереди.
Еще я использовал эту небольшую передышку, чтобы полностью очистить себя от гнева, разочарования и беспокойства, прежде чем вернуться домой к Исанне. Почти половина жизни прошла в рабстве, после того как напавшие на наши земли дерзийцы захватили меня в плен. Все эти годы, полные боли и мучений, я жил таким образом, что мои соплеменники сочли бы меня нечистым. Эззарийцы были уверены, что моя испорченность станет дорогой для вторжения демонов. Даже после того, как Александр вернул мне свободу, меня продолжали считать мертвым… несуществующим. Ни один эззариец не говорил со мной, не замечал, не слышал произносимых слов, чтобы моя испорченность не осквернила его и не нанесла вреда ведущейся нами тайной войне. Лишь уверенность внучки моего покойного учителя и упорство моей жены, королевы Эззарии, заставили остальных примириться с тем, что обстоятельства моей битвы с Повелителем Демонов были столь поразительны, что я заслуживаю снисхождения, являясь исключением из правил.
Осенью первого года моей свободы мы обосновались в далеких южных землях, которые Александр вернул нам, дав такие права, о существовании которых наши соседи даже не подозревали. Я снова стал Смотрителем, входящим в захваченные души по пути заклинаний, созданных моим Айфом, чтобы сразиться с демоном, доводящим человека до безумия и растущим на его пороках. Так в тридцать пять лет я обрел жизнь, утерянную в восемнадцать.
Как и ожидалось, некоторые эззарийцы не одобряли происходящего и уверяли, что я навлеку на свой народ множество бедствий. Но я никогда не думал, что их уверенность так сильна, что они захотят приставить ко мне соглядатая, обязанного следить за каждым шагом, присматриваться к моей работе, оценивать высказывания, ждать, когда я споткнусь, совершу ошибку, проявлю признаки одержимости демонами. За прошедший год я провел больше двухсот битв. Бывали дни, когда я проходил через Ворота Айфа истекая кровью, такие дни, как последние три, когда я спал на полу храма, завернувшись в плащ, поскольку сообщали, что меня ждет новое сражение, еще одна захваченная душа, нуждающаяся в помощи. Сколько времени нужно доказывать, что я просто человек, не лучше и не хуже других, старающийся понять, в чем смысл такой странной жизни? А теперь была еще и Фиона.
Как только я вспомнил о своей Немезиде, в ночной темноте послышались шаги, за деревьями мелькнул желтый огонь факела. Шаги замолкли у подножия холма, хотя меня совершенно точно не было видно с тропы.
– Обряды завершены, мастер Сейонн. Я буду на мосту с восходом солнца.
Разумеется, будет. Мне не требовалось напоминаний. Последовала минутная пауза, шаги снова зазвучали, удаляясь во тьму. Я вздохнул и поднял воротник плаща, спасаясь от дождевых капель.
Этот дотошный юный Айф был назначен Советом Наставников, чтобы стать моей тенью. Достаточно уже того, что она наблюдала и слушала, когда я читал лекции будущим Смотрителям, но еще и записывала каждый раз, когда я пренебрегал обрядами, которые считал пустыми, или рассказывал о том, как моя вера изменилась в плену, хотя убеждения стали тверже и вера, как следствие, стала даже сильнее. Я не скрывал, как именно пришел к иному пониманию добра и зла, чистоты и мерзости, считая эти вещи гораздо сложнее тех определений, которые им давала эззарийская традиция. И вот настал день, когда моя жена больше не могла быть моим соратником, чудесный день, когда я узнал, что у нас будет ребенок. Женщина, вынашивающая ребенка, не имеет права подвергаться риску вторжения демона, у ребенка нет защитников, поэтому наша совместная работа, начавшаяся, когда нам было по пятнадцать лет, должна быть отложена, пока не родится ребенок. Но день, так славно начавшийся, завершился печально – мне сообщили, что я не могу выбрать Айфа самостоятельно.
Жизнь Смотрителя полностью зависит от его Айфа, от его умений творить заклинания, создавать из человеческой души осязаемый ландшафт, от понимания, что именно подойдет Смотрителю, от способности удерживать Ворота, пока ты не придешь с победой или не вернешься едва живой. Совет не только запретил мне выбирать Айфа самому; они заставили меня взять Фиону. Внутри меня все клокотало от ярости. Но я не мог отказаться, не подтвердив их худшие опасения.
– Фиона самый опытный Айф, – повторяла мне Исанна каждый раз, когда меня звали на битву и я уходил в храм. – Больше нет никого, кто мог бы создать для тебя заклинание. Потерпи немного.
И каждый раз, когда я смотрел вниз на огни долины, ожидание наполняло меня радостью. Потом я спускался вниз, туда, где вокруг деревьев были выстроены наши жилища, я видел крыши среди ветвей, и среди прочих ту, под которой скрывалось все, о чем только может мечтать человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123