Наш ребенок родится в Эззарии. Когда я вспоминал об этом, во мне не оставалось места гневу.
Соскочив со своего каменного насеста, я побрел вниз с холма. На середине пути остановился поправить наложенную мне на плечо повязку. Рана снова начала сочиться кровью, чувствовалось, как теплая влага пропитывает рукав. Не стоит беспокоить Исанну по пустякам.
Пока я возился с плечом, откуда-то донесся слабый крик, его почти полностью заглушил шум падающего дождя, ручьями стекающего с ветвей деревьев, барабанящего по тропе и булькающего в лужах. Я провел тыльной стороной ладони перед глазами, чтобы перестроить восприятие. Мои чувства обострились, теперь можно было видеть и слышать на многие мили вокруг, преодолевая все установленные заклятиями барьеры. Но все, что я услышал, – стук конских копыт где-то за нашим домом.
Встревоженный, я побежал. Оставив в стороне грязную тропу, причудливо петляющую по долине, я помчался напрямую по крутому склону, засыпанному толстым слоем мокрых листьев. Меня подгоняло беспокойство. Мерцающий за деревьями свет манил, я подныривал под ветки и скользил ногами по грязи. Решив избежать долгой дороги через мост, я перепрыгнул поток, бегущий по дну оврага, шепча заклинание, снимающее защитный барьер, и взлетел по деревянным ступеням. С трудом переводя дыхание, ворвался в двери большой уютной комнаты, бывшей нашими личными апартаментами в резиденции королевы.
Коричневые и темно-зеленые диванные подушки, коврик у очага, ритуальный камень скорби, похожий на лепешку, простая мебель из сосны и дуба, тканые коврики на стенах, с сюжетами из истории Эззарии, редкие книги по истории и фольклору, вернувшиеся вместе с нами из изгнания, – все было таким же, как и три дня назад, когда я уходил. Лампа из розового стекла стояла у окна зажженная, так было всегда, когда меня не было дома. Все было как всегда. Исанна, наверное, в постели. Она быстро уставала в последние недели и знала, что я не стану задерживаться дольше, чем это будет необходимо. Но мое беспокойство не проходило. Дом не спал. Искры в очаге отскакивали от горящих оранжевым углей. Отсюда ушли не больше часа назад. У двери стояла прогулочная трость из ясеня. В воздухе чувствовался дух незнакомых мне людей. К нему примешивались еще два запаха: острый аромат можжевеловых ягод и земельный запах черного змеиного корня, который использовался во врачевании. Исанна…
Я задул лампу и на цыпочках подошел к двери, ведущей в спальню. Там было темно, за открытыми окнами мягко шуршал дождь. Исанна лежала на боку, я с облегчением выдохнул, когда положил ладонь на ее щеку и убедился, что она теплая и мягкая. Однако она не спала. Дыхание ее было неровным и напряженным. Я встал на колени перед постелью, убрал с ее лица прядь волос и поцеловал.
– Хорошо ли тебе, любовь моя? – Она ничего не ответила. Я взял ее руку и поцеловал в ладонь, чувствуя, как пульсирует кровь под ее кожей. – Я только скину эти мокрые тряпки и приду к тебе, – произнес я. Она снова промолчала. Я снял с себя мокрую одежду, сложив ее в кучу, и обвязал рану чистой тряпкой. Потом я подошел к моей жене и обнял ее… Ребенка больше не было в ней. – Вердон милосердный!
Думая, что все понял, я уже был готов к слезам, горю и медленному переходу от боли к пониманию. Я прошептал заклинание, зажигая серебряный свет. Иоанна заморгала своими фиолетовыми глазами, словно она только что проснулась, потом провела рукой по моей щеке и улыбнулась.
– Наконец-то ты дома! Я так скучала по тебе. Когда Гарен сказал мне, что будет третья битва, я едва не сгребла в кучу все подушки и одеяла и не пошла в храм, чтобы мы наконец-то могли спать вместе.
– Исанна…
– Что это? – Она села на постели и развязала мою наскоро сооруженную повязку. – Ты не позволил Фионе обработать все как следует. Ты должен был. Не из-за боязни яда демонов, а просто для того, чтобы лучше заживало… к тому же там дождь, и ты совсем замерз.
– Исанна, расскажи мне, что случилось. Кто-то должен был позвать меня. Как они могли оставить тебя одну?
Она соскочила с кровати, зажгла лампу и принесла ящичек, в котором хранила лекарства Я попытался остановить ее, заставить говорить со мной, но она настояла на необходимости обработать рану, повторяя слова врачующего заклинания и очистительной молитвы. Когда с раной было покончено, моя жена кинулась убирать вещи, но я поймал ее за окровавленную руку и остановил.
– Скажи мне, что случилось с нашим ребенком, Исанна. Родился… и умер? Ты должна мне сказать.
Но она только шире раскрыла фиолетовые глаза и посмотрела на меня так, словно я сошел с ума.
– Скажи, тебя не ранили еще и в голову? Какой ребенок?..

– Она ничего не объясняет, Катрин. Она оттолкнула меня, утверждая, что я слишком устал, что я сплю, что, наверное, думаю о Гарене и Гвен и их младенце. Потом наотрез отказалась обсуждать это. Я опасаюсь за ее рассудок. – Я отодвинул от себя чашу с вином, так и не попробовав его. – Скажи, что мне делать. Я никогда не сталкивался с подобным.
Темноволосая молодая женщина в белой ночной рубахе задумчиво постучала пальцами по нижней губе:
– Ты говорил с кем-нибудь об этом?
– Я пытался говорить с Невьей. Она клянется, что за последние три дня не родилось ни одного младенца. Александр как-то сказал мне, что я худший в мире лжец, что у меня бегают глаза и лицо желтеет. Но эти женщины лгут еще более неумело. Даави заявила, что ей не дозволяется обсуждать здоровье королевы с посторонними. Но я не посторонний! Я ее муж! Почему они не хотят сказать мне? Они ведут себя так, словно ребенка никогда не было. – Я помотал головой, стараясь преодолеть душащий меня спазм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123