И... и с тех самых пор мы не разговариваем...У нее опять затряслись губы, а я слушал почти с мистическим ужасом: до того это напоминало мои скандалы с Ниной.Мы вышли из кафе, и я направился к машине. Дина молча шла рядом.– А почему, собственно, ты так взволновалась, что Саша пропал? – спросил я. – Взрослый мужик, что с ним сделается? Поругался с родителями, вот и смылся куда-нибудь. Через день ему надоест, и он вернется, а?Она резко замотала головой:– Во-первых, Латынин тысячу раз ругался с родителями и никуда не убегал. Во-вторых, в этот раз он с ними и не ругался: я звонила сегодня днем Елене Сергеевне на работу, они ничего не понимают, сами в жуткой панике. В-третьих, Латынин не такой дурак, чтобы ни с того ни с сего перестать ходить в школу перед самыми экзаменами. Вы не думайте, у него, между прочим, средний балл не ниже четырех с половиной будет, ему еще в институт поступать. Я уж все это обдумала – незачем ему просто так сейчас дурака валять. Что-то случилось. Я чувствую.Я вспомнил Сухова. Очень трудно искать, когда даже не знаешь, что искать. Так и тут: хорошо бы хоть понять, что могло случиться?И тут меня осенило.Я даже остановился. Дина тоже остановилась. Я схватил ее за плечи:– Так ты думаешь... – сказал я, – ты думаешь, что... Она опять заплакала.– Да прекрати ты реветь! – рассердился я. – У них что, были плохие отношения?– Нет, что вы, – проговорила она, глотая слезы. – Сашка страшно любил его и уважал. И Эрнст Теодорович его любил...– Тогда с какой же стати ему его убивать?– Не знаю... – Она совершенно не могла сдержаться. – Но он пропал в то самое у-у-утро...– А как ты считаешь, вообще-то Латынин мог бы убить человека?Мне не следовало задавать ей этот вопрос. Вероятно, он мучил ее вторые сутки.– Нет! – вскричала она в сильнейшем волнении. – Нет!Дальше мы какое-то время шли молча. Она как будто начала успокаиваться. Я спросил:– Скажи, твой Саша стихи пишет?– Никакой он не мой, – вздохнула она скорее автоматически. Пишет. Плохие, кажется. А вы почему спросили?За что же мне такая мука?И долго ли ее терпеть? —продекламировал я. У меня удивительная память на всякую чушь. – Это не его?– Его, – удивилась Дина, – А откуда вы это взяли? Он их никому не показывал, стеснялся. Только самым близким людям.“Ну что ж, – подумал я, – значит, Кригер был Латынину самым близким человеком”.Мы подошли к машине.– Дина, последний вопрос. Если бы Саше понадобилось от всех спрятаться, к кому бы он обратился за помощью?Она ответила сразу:– Я уже сама над этим думала. Из наших школьных – ни к кому. У нас стоящих мужиков почти что и нет, да и к тому же у них у всех полон дом родичей. Разве только… Есть у него один дружок детства, как же я про него забыла! Сын каких-то друзей его родителей, что ли. Витя Жильцов. Но он живет где-то у черта на рогах, мы к нему ни разу не ездили, только он к Латынину приезжал. Он тоже в школе учится, но в какой – не знаю. Только вряд ли он к нему поехал, там ведь тоже предки имеются, тут же позвонили бы латынинским. А больше не к кому.Я занес в блокнот Витю, Динин телефон, дал ей свои координаты.– Если что узнаешь – звони, – сказал я ей на прощание дежурную фразу нынешнего дня.Потом я минут пять сидел в машине, откинув назад кресло, и прислушивался к собственным ощущениям. Есть у меня сейчас силы идти к Латыниным или нет? Я посмотрел в блокноте адрес. И вдруг понял, что сижу прямо перед их подъездом. Оказывается, Кригер с Латыниным жили в одном доме! Это почему-то решило дело.– На каком этаже сто шестнадцатая? – спросил я у старушек, поднимаясь по ступенькам.– На пятнадцатом, – ответили мне сразу и чуть не хором две или три из них. Не голова, а ЭВМ у этих бабушек!После переговоров через дверь, разглядывания меня в глазок, к которому я подносил свое удостоверение, мне открыла высокая, статная женщина лет сорока, в бигуди. Я извинился за свой неожиданный визит, и меня впустили в прихожую, где предложили снять ботинки и надеть тапочки. Потом проводили в гостиную, усадили в кресло и попросили подождать.Я огляделся. Уже в прихожей у меня зародилась некая мысль, которая в гостиной окончательно созрела и сформировалась. К тому времени, когда Елена Сергеевна, сняв бигуди, снова вышла ко мне, я имел четкую версию, по крайней мере, в отношении одной части событий. 10 На следующий день были похороны Кригера. Накануне вечером мне к Феликсу позвонила Марина Костина. Сто лет назад она была у нас старостой класса, но до сих пор, когда надо что-то организовать, собрать нас на вечер встречи или вот на похороны, инициатива всегда у нее в руках. Марина сообщила, что все взял на себя роно, будет два автобуса, в двенадцать часов у морга Второго меда.– Слушай, – сказала она, – говорят, ты был чуть ли не свидетелем. Как это могло случиться?– Вот именно, что “чуть”, – ответил я. Машина, которую я переставлял с места на место, женщина с сумками, юные энтомологи, проскочившие у меня под рукой... – Я знаю не больше, чем ты.Она вздохнула:– Жалко-то как старика. А тебя я регулярно читаю. Молодец! Последний раз здорово ты этих подонков разнес!– Спасибо, – сказал я, – А как ты меня здесь нашла?– Твоя благоверная дала телефончик. Да, Нина, конечно, знала, где меня искать.– Ничего при этом не сказала?– А что говорить? Все ясно. Так ты теперь у нас жених?– Вроде того.– Жаль. Ты мне нравился. В седьмом классе.– Ну, давай, вперед, – сказал я шутливо. – Вспомним молодость.– Нет, годы не те. Муж, детей двое, да и растолстела я. Ищи себе, кто помоложе. Значит, понял: завтра в двенадцать. Но в двенадцать к моргу я приехать не сумел. Утром, едва я открыл дверь кабинета, зазвонил внутренний телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58