Почему таким вот разгильдяям всегда все само плывет в руки? Почему Борька, розовый обалдуй и троечник, которого даже учиться и то, кажется, пристроили по блату, станет вдруг в один прекрасный день богатым, не приложив к этому ни малейшего усилия, а он, Марат, действительно по-настоящему одаренный и трудолюбивый человек, в лучшем случае будет после окончания института три года корпеть над книгами в аспирантуре за жалкие сто, но, даже защитившись, обречен еще очень долго пробиваться – и зачем? Чтобы к старости даже не обрести того, что иным, более счастливым, падает на голову в молодости – именно тогда, когда единственно нужно!Впрочем, ему не суждено было и это. В конце четвертого курса его арестовали за спекуляцию: он отирался возле антикварной комиссионки, где наметанным глазом, определял уникальные вещи. Реже – на прилавке, чаще – в руках у людей, пришедших сдать их в магазин. Он предлагал наличные, к тому же объяснял, что не надо стоять в очереди, ждать, пока продастся, терять семь процентов, и старушки (почему-то чаще всего это были именно старушки) обычно легко доверялись этому милому, обходительному молодому человеку, интересующемуся стариной. У него были два-три знакомых барыги, которым он перепродавал товар с доставкой на дом, но кое-что, самое ценное, оседало, и постепенно в его комнате в коммуналке на Чистых прудах скопился небольшой собственный музейчик – основа будущей счастливой и обеспеченной жизни.Все рухнуло в одночасье благодаря его собственной глупости и жадности, что Марат видел с жестокой ясностью. Он здесь же, у магазина, перепродал только что купленный предмет двум холеным иностранцам и получил за это два года, разумеется, с конфискацией. Вот тогда-то, ворочаясь на жестких нарах и в бессильной злобе кляня свою несчастливую судьбу, он вдруг отчетливо понял, что возврата к прежним планам нет. Он, как некий Фауст нашего времени, возмечтал перехитрить всех, соединив молодость; деньги и большую науку. Но вышло так, что Фауст перехитрил себя. Наука отпала начисто, осталась молодость, но к ней нужны были деньги – теперь уже во что бы то ни стало.Позавчера они позвонили старому Калгану из автомата напротив. Марат представился приезжим коллекционером из другого города, объяснил, что телефон ему дали в нумизматическом обществе. Он знал, на чем подловить старика: сказал, что у нею в обменном фонде имеется уникальная русская монета – свадебный рубль, а ему требуются кое-какие другие. Нельзя ли встретиться с Давидом Моисеевичем, чтобы все это обсудить? Осторожный Калган предложил увидеться в обществе, приезжий с легкостью согласился. Договорились через час. Когда старик открыл дверь, чтобы выйти из квартиры, они с Шурой втолкнули его обратно, связали и положили на кровать. И все время, пока укладывали кляссеры с монетами в чемодан, Марат с мстительной радостью видел перед собой лицо Борьки – розового обалдуя. Вечером он сам позвонил в милицию и сообщил об ограблении: в их планы не входило, чтобы старик отдал Богу душу.На следующий день они пошли к старухе, вдове известного художника. Когда-то ее муж читал лекции на факультете, и студенты теперь иногда помогали вдове: выполняли небольшие поручения в городе, перевозили летом на дачу. Она отплачивала им вкусным липовым чаем и потрясающими воспоминаниями – с ней водили дружбу Бенуа, Фальк, Лентулов, Бакст, Коровин, кажется, даже Кандинский. К восьмидесяти годам старушка ослабела телом, но дух все еще сохраняла светлым и ясным.В бытность студентом сам Марат не бывал здесь, все не хватало времени. Но от однокурсников знал, что свидетельствами этой старинной дружбы висят по стенкам великолепные картины. Знал он и про домработницу, постоянно живущую в квартире.Когда обсуждали план, Стариков предложил так и сказаться – студентами. Но Марат был категорически против: студенты – это конкретная привязка, оглянуться не успеешь, как выйдут на него. Нужен ход простой, доступный в принципе каждому, а значит, максимально безликий. И вот несколько дней назад вдове позвонили из домоуправления, поинтересовались, как работают краны, не гудят ли трубы. Дом был старый, давно без капремонта, и трубы, разумеется, гудели, и краны, конечно, текли. Пообещали на днях прислать слесарями вчера наконец слесарь явился.Домработница открыла сразу, так, кажется, ничего и не поняв до тех пор, пока ее не заперли в ванной. Марат выдернул на всякий случай шнур телефона, стоящею в коридоре на тумбочке, и вошел в спальню к вдове.В комнате было полутемно из-за спущенных штор, стоял застарелый запах лекарств. Хозяйка лежала на широкой кровати и даже не пошевелилась, когда вошли посторонние. Марат сразу бросился к стене с картинами, заранее твердо решив не отвечать ни на какие вопросы или мольбы. Но, к его удивлению, старуха не проронила ни слова во все то короткое, впрочем, время, что понадобилось ему для отбора лучших полотен и рисунков – Фальк, Кустодиев, Бенуа и Юон летели в один мешок. Стариков стоял в дверях. Под конец Марат даже хотел, чтобы она сказала хоть что-нибудь. И дождался.– Мерзавец, – произнесла вдова только одно слово неожиданно чистым, каким-то молодым голосом. А больше ничего.Видимо, у нее рядом с кроватью стоял параллельный телефон. Ничем иным невозможно было объяснить, что милиция подъехала так скоро. Они разминулись буквально в несколько секунд.И вот сегодня третий, последний раунд, и он, Марат Галай, стоит у забора дачи профессора Бочарова, думая о том, что старуха права: он – мерзавец. А еще он с тоской думает, что перестать быть мерзавцем ему уже не дано – назад дороги нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58