Я хоть буду иметь возможность подготовить Виктора Васильевича. Он такой нервный...Я рассказал ей о письме Кригера. Она всплеснула руками:– Ах, ну конечно, я знаю его! Его убили вчера, кажется, или позавчера. Это ужасная история, весь дом у нас только об этом и говорит! Да, он бывший Сашин учитель, Саша иногда бегал к нему наверх. Но почему он не обратился сначала к нам, а сразу в газету?Понемногу мне становилось понятно почему.– Не знаю, – сказал я. – Может быть, потому, что у вас ребенок, как вы его называете, вторые сутки пропадает неизвестно где, а вы...– Но ведь он нашелся! – перебила она меня.– Когда?! – Я так подался вперед, что чуть не опрокинул столик вместе с вазой.– Сегодня, – сказала она с испугом. – Я час назад пришла с работы и сразу увидела, что все в его комнате перевернуто, исчезла спортивная сумка, кое-что из одежды, его магнитофон.– И это вы называете “нашелся”? – спросил я.– А вы это называете “пропал”? – парировала она. – Он, между прочим, взрослый человек, ему семнадцать лет. К тому же у него постоянно какие-то бзики: то грозится пойти ночами вагоны разгружать, то перестает брать у нас деньги даже на завтраки. А теперь вот это. Правильно Виктор Васильевич говорит: он ему сроду ни в чем не отказывал, а надо было... Что вы хотите – переходный возраст... Но вообще-то вам надо с мужем поговорить, он занимается его воспитанием.Из ее слов скорее можно было понять, что Сашиным воспитанием не занимается никто.– Последний вопрос, Елена Сергеевна. А не мог Саша поехать к Жильцовым?– К Жильцовым? – Она высоко подняла брови. – Ах, Витя Жильцов! Мы как-то об этом не думали.– Но может быть, имеет смысл им позвонить?– Жильцовы – это знакомые Сашиной матери. Она... умерла. Виктор Васильевич уже много лет не поддерживает с ними отношений. Но от Саши я слышала, что они сейчас живут где-то в новом районе, кажется, без телефона.Она встала. Я понял, что меня выставляют.– Вы не позволите мне взглянуть на его комнату? Елена Сергеевна пожала плечами:– Пожалуйста.В комнате Латынина-младшего никакого антиквариата не было. Обои изрисованы разноцветными фломастерами, надписями на английском. Над столом – большой портрет Джона Леннона, вырезанный из журнала. Единственная картина висела над кроватью дешевая репродукция Шишкина “Утро в сосновом лесу”. Пол был усеян разбросанными вещами, шкаф распахнут настежь.– А больше ничего не пропало? – спросил я. – Из ценностей, например?В глазах у нее мелькнуло сначала сомнение, потом нечто большее. Она быстро прошла в гостиную, потом в другую комнату, вероятно спальню или кабинет, и вернулась обратно:– Нет, как вы могли такое подумать!..Сама небось подумала, злорадно отметил я про себя. Ишь как кинулась!В прихожей тоже висели по стенам старые картины и стояли две роскошные парные бронзовые лампы на резных деревянных тумбах. Когда я уже надевал ботинки, Елена Сергеевна сказала:– Расстроили вы меня с этим письмом. А он не писал поконкретней, что за компания такая?– Нет, он должен был рассказать мне это при встрече.– Жаль, очень жаль. Виктор Васильевич сегодня утром уехал с концертами в Вологду дня на три. Я думаю, вам обязательно надо с ним встретиться.Я тоже так думал.Открыть латынинскую дверь самостоятельно я даже не стал пытаться: она была обита железом, вся в каких-то горизонтальных и вертикальных запорах, со множеством замков. Ступив за порог, я услышал, как они один за другим щелкают и поворачиваются.Моя версия заключалась в том, что в течение последних двух месяцев кто-то исподволь и очень тщательно, не жалея сил и средств, подбирает ключик к этим замкам. И этот ключик – Саша Латынин. 14 Похоже, Горелов начал понимать. В лице у него появилось что-то жалкое.– Ребята, давайте скорей рассчитаемся, мне надо со стола убирать, вон клиенты ждут...Но я рассчитываться не торопился.– В общей сложности – шесть восемьдесят, – сказал я в раздумье. – А ведь небось хотел еще на чай получить. Не слишком жирно?– Давайте пересчитаю, – сделал он последнюю попытку. – Я вас с другим столом перепутал.– Ясное дело, – сказал я. – Значит, ты и другой стол хотел обжулить.Он сел напротив меня. Я аккуратно сложил счет и спрятал во внутренний карман куртки.– Значит, так. У меня есть несколько вопросов, на которые я очень хочу получить правдивые ответы. Правдивые! – подчеркнул я. – Иначе, милейший, вам меньше чем увольнением по статье не отделаться.– Вы обэхаэс, что ли? – спросил он обмирая.Я с сожалением посмотрел на него. Разве стал бы инспектор ОБХСС в такой ситуации задавать еще какие-то вопросы?– Нет, – сказал я. – Итак, вопрос первый: почем ты покупал джинсы, которые продавал Латынину по сто рублей? Вот тут я увидел в глазах у него настоящий страх.– Из утро?– Нет, – ответил я, начиная терять терпение. – Из другой организации.Я достал удостоверение и показал его, повернув к нему той сторонок, на которой большими буквами написано слово “ПРЕССА”.Несколько секунд он усваивал информацию, а потом глаза у него злобно сузились.– Щелкоперы, – проговорил он с какой-то неожиданной яростью. – А знаете вы, щелкоперы, что у нас приносить и распивать запрещается? Нажрались тут водки с пивом, а теперь вопросики задают! Вот я сейчас сам милицию вызову, посмотрим, как ты запоешь!..Он сидел напротив меня, сжав зубы, но не делал при этом ни малейшей попытки действительно кого-то звать. Нет, эта дубина явно не могла быть главной фигурой во всей истории.– Зови, – сказал я решительно. – Сейчас составим актик, снимем кассу, заодно другие счета проверим. И кстати, – наклонившись, я дыхнул Горелову прямо в лицо, – проведем экспертизу, кто тут у пас пьяный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58