Еще минута, и наступит полное отрешение, я окунусь в
гулкую тишину, отыщу свое место в гармонии и окунусь в ток кармы. О, как я бу
ду купаться в ней, как буду подставлять ей каждую клеточку, каждый атом св
ой!
И вдруг вместе с тревожным сжатием сердца я почувствовал, что не могу отр
ешиться. Перед глазами у меня стояло лицо Лопо. Я вздохнул. Если в момент о
трешения сознание разрывается, значит, ты не готов к погружению. Это очен
ь опасное состояние. Пактор Браун говорил: «Погружение Ц духовная пища,
без которой нельзя обойтись. Но если уж ты начинаешь обходиться без нее, в
ряд ли ты скоро почувствуешь голод».
И все же в отличие от предыдущих дней, когда я тоже не мог погрузиться, сег
одня я не испытал шока. Не было почему-то ощущения потери. К своему удивле
нию, я почувствовал, что не потерял даже странного ощущения торжествующе
й легкости, которое испытал, выйдя из операционной.
Когда-то такое ощущение уже овладевало мною. Когда-то давно. Совсем давно
. Да, это было давно. Отец уже умер. Я остался совсем один. Мать не замечала м
еня. Она считала меня сыном отца, а отцу она Ц так мне казалось Ц не могла
простить нашей жалкой квартирки, где было так тяжело поддерживать симме
трию, долгих месяцев болезни, молящий и жалкий его взгляд, нищеты.
Я жил тогда практически на улице, и асфальтовый мир был единственным мир
ом, который я знал. Я знал, как пахнет разлагающийся на солнце мусор, как па
хнет рвота нарков, как пахнет облупившаяся штукатурка.
Был жаркий летний день. По двору и мостовой были разбросаны голубые озер
ца, но я знал, что это мираж. Воздух был густой, и смрад обладал физической п
лотностью. Я сидел у пожарной лестницы. Я был убит. Мне не хотелось жить. Я д
умал о том, что нужно схватиться за ржавое железо лестницы, подтянуться
Ц нижней ступеньки не было, Ц залезть повыше и броситься вниз. И всё. Мат
ь, наверное, и не заплачет, а Джои пожмет плечами. «Все-таки не заплатил»,
Ц скажет он и подмигнет неизвестно кому своим единственным и жестоким г
лазом. Я должен был ему семнадцать НД и знал, что во всем мире нет человека,
который мог бы дать мне эти семнадцать НД или спасти меня от Джои. Я уже в д
вадцатый раз бросался с лестницы вниз и ощущал на лице последний, страшн
ый ток воздуха, когда на голову мне вдруг опустилась рука.
«Ты чем-то расстроен?» Ц спросила рука.
Я не мог ответить. Я поднял глаза и увидел маленького человека в одежде па
ктора. Он улыбался мне, и рука его словно отняла у меня часть страха. Это бы
л пактор Браун, и я пошел за ним, как увязавшаяся собака. И когда я понял, что
он не гонит меня и мне не нужно будет возвращаться к одноглазому Джои, жду
щему свои семнадцать НД, я испытал чувство торжествующей легкости.
«Нет ничего слаще, Ц сказал мне потом пактор Браун, Ц чем чувство невып
олненного долга. Или неотданного».
Послышались быстрые шаги. Я открыл глаза. Генри Клевинджер, в отличие от м
еня, успел побриться и причесаться. Готов спорить, что и в день Страшного с
уда он явится чисто выбритым, тщательно одетым и нетерпеливым: «Меня, каж
ется, кто-то звал. Какой-то трубой. В чем дело? Я тороплюсь. Ах, Страшный суд?
Нельзя ли побыстрее?»
Ц В чем дело, вы не знаете? Ц спросил он меня.
Ц Садитесь, мистер Клевинджер. Во время нашего свидания у вас в доме, есл
и не ошибаюсь, вы тоже меня приглашали сесть. (На мгновение в его глазах пр
омелькнул испуг, но тут же исчез.) Садитесь, садитесь. Доктор Грейсон проси
л меня встретить вас, потому что все остальные заняты.
Ц В такое время… Ц пробормотал Клевинджер и посмотрел на часы, но я заме
тил, что он уже потерял долю своей самоуверенности. Ц Что же случилось? Ч
то-нибудь с Оскаром?
Ц Да. Ночью ему стало хуже. Что-то со второй почкой. Возникла опасность, и
операцию решили провести незамедлительно. Она уже идет.
Ц Как?! Ц подпрыгнул Генри Клевинджер, но подпрыгнул как-то респектабе
льно, элегантно. Я бы так не смог подпрыгнуть, если даже тренировался меся
ц.
Ц Очень просто.
Ц И…
Ц Пока я знаю столько же, сколько и вы.
«Отцы-программисты, Ц подумал я, Ц как же все-таки легко лгать. Наскольк
о труднее говорить правду. Впрочем, оно и понятно. Мать-природа позаботил
ась о том, чтобы все живое лгало друг другу. Все маскируется, прячется, скр
ывает свои намерения. Включая и гомо сапиенс. Может быть, он и стал сапиенс
только потому, что обманывал и лгал лучше бедных обезьян…»
Генри Клевинджер откинулся в кресле и искоса посмотрел на меня. Должно б
ыть, он решил, что обязан передо мной извиниться, потому что солидно откаш
лялся и сказал:
Ц Мистер Дики, я, разумеется, понимаю, что наше прошлое свидание у меня в д
оме было… Но вы должны понять… Дело касалось не только меня, но и доктора Г
рейсона и всего этого места. Ц Он сделал широкий жест рукой.
Ц Я прекрасно понимаю. Все это, право, пустяки. Меня усыпили, перевезли сю
да, месяц держали в камере без окна… Стоит ли говорить о таких мелочах?
Ц Мистер Дики, я обладаю кое-каким влиянием в Первой Всеобщей Научной Це
ркви, и я надеюсь, что смогу в будущем быть вам полезен… Было бы грустно, ес
ли бы вы не смогли подняться выше личной обиды. Поверьте мне, я вполне искр
енен с вами. Я не смог бы кривить душой в минуты, когда за стеной оперируют
моего сына…
Я посмотрел на Генри Клевинджера. Священный Алгоритм, сколько в нем было
уверенности в своей правоте, сколько благородства! «В минуты, когда за ст
еной оперируют моего сына». В минуты, когда за стеной лишают жизни челове
ческое существо, купленное им за деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55