Наконец с делами было покончено. Послюнив пальцы, она потушила свечи, отнесла тарелки на кухню и сложила их в раковину. Свернула скатерть и положила ее в комод. Бросила льняную салфетку в сверток с грязным бельем.
Что было потом? Потом она заменила тампакс.
Не снимая праздничного серебристого наряда, она смешала себе еще один коктейль. Она села на диван и закурила. Она старалась ни о чем не думать, просто сидела, курила, пила коктейль, ленивая и расслабленная. Наконец она решила, что глупо сидеть в таком наряде. Ясно уже, что никто не заглянет к ней на огонек. Она сняла шляпу, платье, туфли и чулки и надела махровый халат. Выглянула в окно, но ничего хорошего там не увидела.
Она надела носки и принялась листать последний выпуск журнала «Туморроу Вумен». Статьи читать не стала; просто перелистывала журнал и завидовала фотомоделям, которые наверное никогда не страдают запорами. Они все были в два раза ее выше, в шесть раз красивее и в двенадцать раз стройнее.
По улице промчались, завывая сиренами, пожарные машины. Казалось, они остановились где-то неподалеку. Она подумала: не выглянуть ли ей из окна?
– и решила, что не стоит. Если бы горел ее дом, ей бы об этом кто-нибудь сообщил.
Она включила телевизор. Каждый час она смешивала себе по коктейлю. Время летело… Она не ощущала себя пьяной. Движения были точными и уверенными. Но ее словно медленно несло куда-то… В какой-то момент ей захотелось позвонить Ричарду Фэю или Гарри Теннанту или Джоу Родсу или Чарльзу Леффертсу. Но она сдержалась.
Все произошло так быстро. Внезапно оказалось, что уже поздно; по телевизору начались одиннадцатичасовые новости. Она посмотрела их, зевнула, подошла к клетке с попугаем и сказала:
– Спокойной ночи, милашка.
Но маленький негодяй даже не взглянул на нее.
Она проверила замки и цепочку на входной двери. Приоткрыла окно. Выключила везде свет.
Села на край кровати, сняла халат. Подумала не сделать ли пару упражнений и решила, что не стоит.
Легла голая в постель, накрылась по пояс одеялом. Было тепло… Ей хотелось спать. Она положила руки под голову. Но вскоре почувствовала, что они немеют, повернулась на бок и положила руки между ног. Думать ни о чем не хотелось.
Ей очень хотелось спать, но сон не приходил. Она не хотела принимать таблетку, поэтому начала медленно считать – раз, два, три, четыре… Это не помогло. Тогда она решила попробовать способ, который придумала сама: складывать числа – сто пятнадцать плюс сорок семь плюс восемьдесят три плюс сто девяносто шесть плюс тридцать три… Это помогло: она почувствовала, что забытье волнами накатывается на нее. Она понимала, что сон вот-вот придет и продолжала складывать…
Сегодня она не разговаривала ни с одним человеком и не выходила никуда в течении пятнадцати часов. И все же… эти часы были радостными, одиночество пришлось ей по душе. Она была если не счастлива, то уж по крайней мере довольна.
Она не могла припомнить лучшего дня в своей жизни. Она не понимала, что с ней происходит.

20

Свет в спальне не горел; только полоска света, пробивавшегося из полуоткрытой двери в гостиную, рассеивала царящий в спальне полумрак. С трудом можно было различить плакат на стене, на котором было написано одно слово: ЛЮБОВЬ.
Элен Майли, одетая, сидела на полу, прислонившись к спинке кровати. Она курила сигарету, стряхивая пепел прямо на пол. На ней были ее очки в роговой оправе. Она была простужена: то и дело шмыгала носом и утирала его рукой.
Она наблюдала, как Гарри Теннант ходит взад и вперед по комнате: руки глубоко засунуты в карманы, печальные глаза смотрят в пол. Время от времени на него падала полоска света из гостиной. Один раз он остановился перед плакатом со словом «любовь», внимательно посмотрел на него и опять принялся ходить.
– В чем дело, Гарри.
– Ни в чем. Ни в чем.
– Тебя что-то беспокоит. Я же вижу.
– Я понимаю, сегодня у тебя никудышная компания, милая. Извини. Дело в том… Черт, я не знаю.
– Может быть ты заразился от меня простудой? Сейчас многие болеют.
Он посмотрел на нее и мягко улыбнулся:
– А может быть у меня рана в душе?
– Что?
– Рана в душе?
– Что это значит?
– А-а… ничего. Я просто каламбурю.
– Что я могу для тебя сделать? – встревоженно спросила она. – Я могу что-нибудь для тебя сделать?
Он покачал головой.
– Нет, малыш. Но я благодарен тебе.
– Хочешь лечь в постель? Хочешь, чтобы я разделась?
Он попытался рассмеяться. Он подошел к кровати, сел рядом с ней, взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.
– Элен, ты просто прелесть. Ты думаешь, что если погрузить моего малыша в твою теплую норку, то это решит все проблемы?
– Это всегда решает мои проблемы, – упрямо ответила Элен. – Большинство из них.
Гарри положил руку на ее обнаженное колено.
– Видишь это?
– Что?
– Вот это.
– Мою коленную чашечку?
– Да, – кивнул он. – Когда ты идешь мне навстречу, я вижу эту мышцу, вот эту, над твоей маленькой розовой коленной чашечкой; я вижу, как она сокращается и увеличивается, когда ты идешь. Это самое сексуальное зрелище, которое я видел в жизни.
– Ну, ты даешь, – рассмеялась она.
– Да, наверное. Но сегодня на улице я поймал себя на том, что смотрю, как сокращается эта мышца у каждой идущей мне навстречу женщины. Гарри – сексуальный извращенец. На следующий год меня будут возбуждать локти.
Он встал и опять заходил по комнате.
Он то появлялся на фоне пробивающейся из гостиной полоски света, то исчезал, погружаясь в полумрак. Белое-черное, белое-черное.
– Прошлой ночью у нас был большой спор, – сказал он ей. – Именно большой. Мы были близки к тому, чтобы подраться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79