Лицо Дженкинса крупным планом открывало и закрывало тонкие губы.
— Лук, тебе когда-нибудь говорили, что ты ужасно похож на него… на Дженкинса? — Джабс, склонив голову и смешно выпучив свои коричневые глаза, рассмотрел Лукьянова опять. Как брат-близнец, Лук…
— Да? — Лукьянов поглядел на уже уменьшившееся лицо Дженкинса. — Может быть. — Он пожал плечами. — Строение лица, очевидно. Может быть, мы одного роста. И фигуры. И только, Гарри. Так все толстые мужчины похожи друг на друга…
— Послушай, ты забываешь, с кем разговариваешь, Лук… Гарри Джабс — скульптор. И заметь, Лук, — скульптор-реалист. Я знаю, что я говорю. Я годами рисовал гипсы в артшколе… Я… Я гляжу, Лук, на человеческое лицо как профессионал. Мне сразу все ясно — общее строение черепа, надбровные дуги, глазные впадины… У вас все это с Дженкинсом одинаковое, если вас одеть в одну и ту же одежду и сбрить тебе волосы, которых у Дженкинса нет, вас родная мама не отличит…
Маленький человек был очень взволнован своим открытием и, сунув руки в карманы детских джинсов, совершил пробежку по лофту. Обогнул свою незаконченную скульптуру «Лесоруб» — могучий, до пояса обнаженный гипсовый юноша в джинсах из голубого гипса сжимал в гипсовых руках музейный топор — и вернулся к Лукьянову.
— Что он у вас намеревается делать, Джабс? — спросил Лукьянов, кивнув на гипсового, пытаясь отвлечь скульптора от темы Дженкинса.
— Срубить секвойю… Послушайте, Лук, а вы не его родственник?
— Нет, в нашем семействе нет гипсовых лесорубов, — попытался пошутить Ипполит, сам, однако, чувствуя беспокойство от внезапно обрушившегося на него открытия.
Ипполиту показалось, что открытие грозит ему большими несчастьями. «Какими несчастьями, — мысленно пристыдил он самого себя тотчас же, — глупый ты человек… С тобой уже случилось самое большое несчастье или даже два. Первое: тебе шестьдесят пять лет, жизнь позади. Второе — ты вне закона, потому что тебе шестьдесят пять лет. Твоя жизнь, как бы коротка она ни была, может быть отнята у тебя в любой момент. Только врожденная беззаботность позволяет тебе вести себя относительно спокойно и даже шляться по улицам. Другой бы на твоем месте забился бы в basement заброшенного дома и умер от страха и голода…»
— Лук, ой Лук! — Не закончив фразы, маленький человечек вдруг унесся на кухню, откуда пахнуло горелым и из-под занавеси повалил дым.
На экране возник Мистер Президент Том Бакли Джуниор, с необыкновенно величественным лицом, выражение которого, может быть, стоило Президенту месячных тренировок в актерском мастерстве с хорошим специалистом. Лицо было разрисовано лучшим мэйкапщиком страны. Стоя у американского флага, тщательно причесанный рыжий Президент подвинул вперед левую ногу в добротном ботинке; темная брючина, не сломавшись, целиком передвинулась вперед, и Президент монументально оперся на ногу. Массивный пиджак Президента казался не сшитым из ткани, но отлитым из металла. Кадык Президента чуть шевельнул узел великолепно завязанного галстука, и Президент открыл рот: «Политические деятели вчерашнего дня пытаются продать вам будущее, спрашивая вашу цену, вместо того чтобы обратиться к вашему идеализму… Моя кандидатура для тех, кто не перестал мечтать, для тех, кто встанут еще раз все вместе, чтобы построить будущее Америки…»
На Лукьянова излилась монументальная трагическая музыка, может быть, Бетховен, в музыке Лукьянов разбирался плохо. «Том Бакли Джуниор — лидер, который вам нужен», — сказал голос невидимого диктора за кадром, и сияющие буквы «Том Бакли Джуниор» залучились с экрана.
— Во дает… — Джабс, вернувшийся с кухни, насмешливо покачал головой. — Как вы, думаете, Лук, станет он опять Президентом?
— К сожалению, думаю, станет. Одно мне непонятно. Почему они так упорно держатся за свои старые пустые церемонии. Разве хоть один раз за всю историю страны избиратели не выбрали одного из двух кандидатов: республиканского или демократического?
— Официально у нас народовластие… — начал Джабс и остановился, как и Лукьянов, подумав, а не рискованно ли вести подобные беседы с человеком, встреченным на улице, которого знаешь только три часа?.. — А что, Лук, показывали «Крайслер-13» и трупы на Парк-авеню?
— Что с вами, Гарри? Трагические происшествия, преступления, стихийные бедствия отрицательно влияют на мораль граждан, и посему им не место на всех тридцати шести каналах нашего народного американского телевидения. Об этом заботится Департмент Развития Информации…
— Что же случилось с «Крайслером-13», Лук? Покушение? Но кто был в «крайслере»? А может быть, heart-attack? Или покушение, Лук?
— Вы же знаете, что в Соединенных Штатах политических преступлений не существует. Какие покушения? Давайте я помогу вам очистить стол…
Очистить весь рабочий стол Джабса было немыслимо — он был завален эскизами, пакетами с гипсом, усохшими кусками чего-то похожего на штукатурку, грязными инструментами, а поверх всего посыпан густой темной пылью. Посему они очистили угол стола, с тем чтобы за одну грань уселся гость, за другую хозяин. Джабс принес с кухни подозрительного качества мокрую тряпку и вытер очищенный угол. Затем с кухни прибыли две странного вида, может быть, изваянные самим Джабсом тарелки с покоящимися на них гамбургерами.
— Подгорелый я взял себе, — объявил карлик Лукьянову.
— А тарелки сами ваяли, Гарри?
— Ну нет, купил на сейлс, — смутился Джабс.
Лукьянов уснул, едва дожевав свой гамбургер. Маленький человек недоуменно посмотрел на спящего, уронившего голову на стол Лукьянова, потом, пожав плечами, ушел в загаженную ванную и стал разводить гипс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78