Сделав оборот, он протер лицо ладонью. — Хорошо, предположим, я вам доверяю. Предположим, я вам достану айдентити и оружие. У вас есть капуста, money, чтобы за них заплатить?
— Нет, — признался Лукьянов.
— Вот. — Пуришкевич торжествующе улыбнулся. — С этого и нужно было начинать. Писатель! Автор полицейских романов. Секс и преступления! И вы имеете нервы приходить к занятому человеку и морочить ему голову вашими проблемами, не имея денег, чтобы заплатить за мою заботу о ваших проблемах… — Пуришкевич встал, оправил свой цвета какао мятый костюм, потом синюю рубашку и закончил туалет, подтянув широкий красный галстук.
— Деньги есть в моем банке. Немного, но есть. Но с изъятием айдентити-кард автоматически закрыт и счет… Я уверен. — Лукьянов помолчал. — Послушайте, Казимир, я могу отработать для вас эти деньги…
— А-а! Бросьте. — Пуришкевич даже зажмурил глаза и махнул рукой. — Что вы можете? Писатель!.. Чушь.
— Вы, надеюсь, понимаете, что мне совсем нечего терять, Казимир Карлович. — Ипполит постарался заглянуть в глаза Пуришкевичу. — Совсем нечего. Дайте мне в обмен на айдентити-кард любую работу, как бы опасна она ни была.
— Я не печатаю айдентити-кардс в типографии, я не произвожу оружие, дорогой мистер Лукьянов. — Пуришкевич вдруг стал приторно вежлив. — Все, что я мог бы сделать для вас, если бы у вас были доллары, попытаться узнать здесь и там, понюхать воздух — не пахнет ли в нем где-то айдентити-кард плюс пушкой, и если бы нашел, связал бы вас с теми, у кого бы их нашел, или взялся бы сам обменять ваши доллары на их товар. Понятно?
— Вот и понюхайте. Но давайте только заменим доллары в этой операции Ипполитом Лукьяновым, человеком, предлагающим свои услуги, готовым на все, «камикадзе». Я уверен, что ваши друзья…
— У меня нет друзей, Лукьянов…
— Хорошо, ваши предполагаемые контакты нуждаются в людях, которым нечего терять.
— Лукьянов, вам шестьдесят пять лет! Я понимаю, что закон 316, пункт «B», разрушит какой угодно разум, но взгляните правде в глаза: кому может быть полезен старик шестидесяти пяти лет?
Рассерженный Лукьянов расстегнул комбинезон. Сорвав его, он стащил с себя куртку и стал снимать тишотку.
— Эй, эй, что вы вздумали раздеваться у меня в офисе? — Пуришкевич вдруг развеселился и, выйдя из-за стола, внимательно обошел вокруг голого по пояс Лукьянова. — А что, и в самом деле неплохо сохранились…
— Неплохо сохранился! Пан Казимир, пощупайте мои бицепсы. — Лукьянов напрягся, и Пуришкевич охотно пощупал вздувшийся бицепс Лукьянова. — Черт, сильны! — уважительно пропел он и вернулся за стол, сел в кресло. Может быть, он поспешил убрать подальше от глаз Лукьянова свой вздувшийся живот и сдобную талию. — Но,— возгласил Пуришкевич из кресла, — вы что собираетесь делать с вашими мышцами — двигать мебель, Ипполит? Перемещением мебели вы и в несколько лет не сможете вернуть моим друзьям долг. Айдентити-кард обойдется вам тысяч в двадцать пять долларов.
— Я не собираюсь двигать мебель, я продемонстрировал вам свое общее физическое состояние. Блестящее, сознайтесь. Я бегаю, прыгаю и делаю все эти движения с тем же успехом, что и индивидуумы, имеющие удовольствие быть на четверть века младше меня. А почему айдентити-кард стоит такую несметную сумму денег? — Ипполит начал натягивать тишот.
— Вы же хотите настоящую айди, из Департамента Здоровья, Труда и Благосостояния, а не липовую, с которой вас задержит первая же полицейская облава, а? Настоящие производят там в Здортрудблаге и продают налево только очень надежным людям за очень большие деньги, так как риск очень велик… Но, — Казимир просиял, — на коррупции держится мир. О могучая коррупция!
— Мир уже ни на чем не держится, — хмуро прокомментировал Ипполит.
— Ну нет… вы думаете, если у вас несчастье, Лукьянов, то человечество вдруг прекратит с сегодняшнего дня есть, пить, делать любовь? О нет, даже если человечество будет знать, что ему остается неделя существования, оно все так же будет предаваться своим мелким грехам, и, представьте себе, у входа на тот свет, в самых даже воротах безумные будут продолжать пытаться друг друга обмануть, пусть на котэр, но обмануть… — Довольный произнесенной им речью Пуришкевич откинулся в кресле.
— Fuck them! Что делать мне, пан Казимир?
— Боюсь, что уже нечего, мистер Лукьянов.
Они помолчали.
— Слушайте, я могу, предположим, спокойно убирать людей. Передайте это вашим… контактам… В свое время меня учили…
— Когда «в свое время» — пятьдесят лет назад? И за кого вы меня принимаете, скажите, Лукьянов, за главу синдиката «Коза Ностра»? Я скромный гангстер с Лоуэр Ист-Сайда, только и всего… Выбросьте из головы романтическую чепуху, автор дешевых полицейских романов…
— Вы что, сомневаетесь в существовании закона 316, пункт «B»? Пуришкевич, вы сомневаетесь? Вы не сомневаетесь. Вы сомневаетесь в том, что мне шестьдесят пять? Тоже нет. Тогда соедините эти два обстоятельства вместе, скромный гангстер с Лоуэр Ист-Сайда, и поймите: перед вами сидит человек, приговоренный государством к смерти. OK? Я не предлагаю вам помочь мне из человеколюбия. Я пришел к вам потому, что кое-что о вас знаю, и вы меня знаете до такой степени, чтобы мне довериться. Я прожил за углом на ебаной 6й улице столько лет… Я вам рассказал свои обстоятельства. Не можете ничего сделать, скажите — не могу. Можете — сделайте…
— OK, OK, Лукьянов! Я вас понял. — Пуришкевич достал из-под стола свои ноги и попытался было водрузить их на стол, но на полпути раздумал, — очевидно, из-за живота ему не так легко было в 2015 году манипулировать ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78