— Господин Президент.
— Сочувствую. — Кузнецов сделал постную мину и навис над Турнером, вплотную приблизившись к нему. — Можем воспользоваться встречей и потолковать за чашкой кофе, раз уж я вас встретил, с глазу на глаз, а?
— Не против, господин Президент, всегда с удовольствием, — ограничился Турнер любезностью.
«С глазу на глаз» означало все же присутствие переводчика русского Президента. Сегодня эту роль исполнял молодой мистер Шестопалов, личный секретарь Кузнецова. Турнер знал из досье Шестопалова о пристрастиях его к Дженкинсу.
Кузнецов жестом хозяина повернулся и открыл перед Турнером дверь, ведущую в малый салон посольства.
— Just a moment, господин Президент. — Турнер остановился и обратился к сопровождавшему его Максу Стирберу: — Translate it, please, Макс… Я хотел бы воспользоваться своим переводчиком. Мистер Шестопалов прекрасно знает английский, но я привык к Максу, он оставляет мне время на размышление. Если вы не возражаете, мистер Президент? Если мистер Шестопалов меня извинит?
«Старая гадюка, алкоголик опухший», — подумал мистер Шестопалов, но сладко улыбнулся.
Турнер, Президент и переводчик вошли в малый салон посольства и уселись в кресла. Лиза Вернер было рванулась за ними, но Шестопалов твердо удержал ее за локоть. «Нельзя…»
— Страшное несчастье постигло американский народ, — Кузнецов большой розовой ручищей захватил чашку с кофе, — но вы мужественный народ и, разумеется, переживете эту лихую годину. Насколько я понимаю, от старого срока у бедного Бакли оставались всего четыре месяца. Следовательно, таков и срок полномочий вице-президента Паркера. А потом будут выборы…
— Да, и Паркер не выиграет, он слишком непопулярен. Думаю, даже его собственная партия выставит другого кандидата.
— Если бы вы согласились, Том, выставить свою кандидатуру, американцы предпочли бы вас. Вы самый могущественный человек в стране.
— Вы забыли о Дженкинсе, — Турнер вздохнул. — Он оттягал у меня даже расследование убийства Президента. Несмотря на то что это несомненная работа для Агентства Национальной Безопасности.
— Кажется, он уже нашел виновных. Ваше телевидение показало короткие интервью с ними в вечерней программе.
— Взял первых попавшихся… — устало, как бы смиряясь со злом, сказал Турнер.
— Как Президент дружественного государства я лично заинтересован, чтобы справедливый выбор восторжествовал.
— Я не намерен выставляться. — Голос Турнера звучал мрачно.
— Насколько мне известно, республиканская конвенция состоится двадцать шестого августа. Скажите своим коллегам… кстати, сообщите им, что Российский Союз сделал свой выбор: заказ на автомобили для нашей милиции получит Детройтская корпорация автомобилестроителей, в случае… в случае, если республиканская конвенция назовет своим кандидатом вас, Турнер. Вы видите, мы симпатизируем вам открыто… Том.
— Дженкинс — серьезный противник.
— А вы уверены, что он захочет выставляться?
— Захочет? Да это старое полено горит желанием, пылает. Ему нужна неограниченная власть. Сейчас его слегка стесняем мы, сенат, но когда он получит президентское кресло…
— У вас, однако, есть силы, которые его не любят.
— Четыре пятых страны ненавидит его.
— Так как же он собирается выиграть выборы?
— Боюсь, что Дженкинс не захочет выборов. По нашим сведениям, есть опасность того, что вскоре он объявит чрезвычайное положение. И тогда обойдется без выборов.
— Хм. — Кузнецов встал, потом сел. — Вы уверены, что он решится на это? В стране с мощными демократическими традициями?
— О, мистер Президент… У нас есть и другие традиции…
— Пусть так. — Кузнецов задумался. Переводчик ждал. Ждал и Турнер, глядя то на Кузнецова, то на переводчика. — Пусть так, но все же есть смысл объявить вашу кандидатуру. Это даст демократическим силам в стране надежду на лучшую судьбу для Америки, чем оказаться под башмаком аскета.
Турнер подумал, что этот розовый увалень совсем не увалень. Ловкая формулировка «под башмаком аскета» свидетельствовала о глубоком понимании Дженкинса русским Президентом. Главное в Дженкинсе именно и был аскетизм. Аскетизм руководил всеми начинаниями Дженкинса. И привел его к отрицанию жизни.
— Вы меня уговорили, Президент, — внезапно заявил Том Турнер. — Я объявлю о своем желании послужить Америке на высшем государственном посту.
Секретарь Департмента Демографии стоял у окна. Прошел еще один дождь, и за окном был виден окропленный дождем Централ-парк. Поздние сумерки облиловили его, размыли очертания деревьев и кустов. Несмотря на все ухищрения «бульдогов», армейскую охрану, подумал Дженкинс, он никогда не дал уговорить себя закрыть окна пуленепробиваемыми стеклами. Любой профессиональный стрелок мог поразить самого ненавидимого в стране человека, если бы стрелял из Парка. Но, очевидно, врагам Дженкинса и в голову не приходило, что можно избавиться от него сравнительно простым способом. «А может быть, у меня не осталось достойных врагов?» — предположил Дженкинс.
Постучав и не дожидаясь ответа, вошел Кэмпбэлл.
— Сэр, лейтенант Тэйлор доставил арестованного. Ждет указаний.
— Пусть подымают его сюда. Я давно хочу взглянуть на него.
— Он похож на вас, сэр, — тихо сообщил Кэмпбэлл.
— Вот и поглядим.
Кэмпбэлл вышел.
Дженкинс распустил узел галстука и только теперь почувствовал усталость. День похорон Президента был позади. Никаких особенных срывов не произошло. Вдова и вдовствующая мать покойного вели себя пристойно. Дженкинс ожидал, что мать Президента может устроить истерику и заорать что-нибудь вроде «Убийца!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78