— Я знаю только те, что касаются нас и нашего бизнеса. Отец, когда я еще был панк, хулиган, заставил меня заучить наизусть все, что касается нападений, изнасилований и прочих дебошей, чтобы я знал, что меня ждет. Позже, когда я перерос хулиганство и отец взял меня в дело, он заставил меня выучить статьи более серьезные. 316, пункт «B»? Нет, не знаю.
— Относительно новая статья, часть демографического приложения, очень специальная… — Лукьянову стыдно было объяснять Виктору, что дело в его возрасте.
— Короче, они хотят тебя прихлопнуть. Они тебя ищут? Или ты еще законно топчешь землю?
— Уже незаконно.
— Хуево для тебя. А чего ты хочешь от нас?
— Мне нужны надежные айдентификэйшен-кард и пушка.
— Пушка — проще простого. Хоть сегодня. Надежная айдентити-кард — сложно, уйдет несколько дней минимум, и обойдется тебе очень недешево. Кусков тридцать.
В этот момент на бруклинское небо, в просвете между двумя густыми облаками вышло яркое солнце и озарило асфальтовую пустыню поместья О'Руркэ.
— Я знаю. — Помимо воли голос Лукьянова прозвучал безнадежно.
— В каком бизнесе ты был?
— А в каком, ты думаешь?
— Что я, гадалка… Я думаю, ты blackmailer или… — Виктор захохотал, — child molester… У тебя именно такой вид…
— Ошибся. Я в категории self-employed — «S. E».
— Вот я и говорю. Self-employed — child molester…
Лукьянов запротестовал:
— Я писатель. Автор полицейских романов.
— Писатель? — Виктор с любопытством взглянул на Лукьянова. — В первый раз встречаю живого писателя.
— Еще живого писателя… — мрачно сострил Лукьянов. — Они не дали мне лицензии в две тысячи восьмом. Запретили работать. Так что я бывший писатель…
— Слушай, — Виктор бесцеремонно отогнул высовывающийся из желтого комбинезона Лукьянова воротник куртки и пощупал значок «S. E.» — единственное, что осталось у него от продолжительной социальной связи с Соединенными Штатами Америки. — Я вычислил тебя. Ты, наверное, тот писатель, который написал о жирном Казимире, да?
— Я написал «Ловушку». Не совсем о Казимире, но я жил тогда на Лоуэр Ист-Сайд, и Казимир был очень популярен в neighbourhood. Все говорили, что он гангстер. Я взял Казимира как прототип и придумал вокруг него историю. На самом деле я ничего о нем и о его делах толком не знал.
— Жирный дядя Казимир… — засмеялся Виктор. — Он мелко плавает. Тебе нужно было написать о моем отце. Вот кто гигант. Или даже обо мне… Идем в контору, писатель. Отец будет в пять. — Виктор вынул новую сигарету, ткнул ее в окурок, раскурил, тщательно втоптал окурок в асфальт и пошел по направлению к флигелю-конторе.
По асфальту, освещенному миллионноваттным июльским солнцем, проплыла большая тень, сопровождаемая мелкими и слабыми тенями. Взглянув в бруклинское небо, Лукьянов увидел жирный дирижабль, напомнивший ему «дядю» Казимира, а за дирижаблем тянулись гигантские зеленые буквы: «Responsible sex! — Family planning!». Семейное планирование насиловало собой население и с неба.
Дункан О'Руркэ оказался здоровенным мужиком лет пятидесяти. На большом теле Дункана О'Руркэ крепко сидел зеленый полиэстеровый костюм — брюки, узкие внизу, завершались черными ярко начищенными ботинками, зашнурованными слишком длинными шнурками, банты шнурков на ботинках Дункана О'Руркэ бросились Лукьянову в глаза. Черный галстук, белая полиэстеровая же рубашка переходили в медно-красную физиономию О'Руркэ-старшего. Мясистый нос, рыжие брови, мясистый рот. Череп Дункана О'Руркэ, загорелый и массивный, лишь за ушами был снабжен кустиками рыже-серебристой растительности. В руке мистер О'Руркэ держал шляпу из соломки с черной лентой на тулье, явно латиноамериканского происхождения. Вместе с О'Руркэ-старшим появился опять и Виктор, оставивший Ипполита на попечении нескольких сонных служащих обоих полов.
Представляя себя переложившему для этого шляпу в другую руку старшему О'Руркэ, Лукьянов отметил, что у гангстеров всегда существовала и существует своя внутренняя мода, очень консервативная, такая же, как и у господ из высшего света. И вот, спустя почти столетие после золотого века гангстеризма в Соединенных Штатах, перед Ипполитом стоял человек, как будто сошедший с кинолент эпохи Аль Капонэ или Мейера Ланского. Выглядел мистер О'Руркэ совершенно вне эпохи — так, как будто его последние полсотни лет продержали в холодильнике и на сегодня выпустили.
— Виктор мне сообщил в общих чертах, чего вы хотите, — сказал старший О'Руркэ, открывая дверь своего офиса и приглашая Лукьянова и сына войти за ним и в следующую минуту уже вдвигаясь за большой металлический стол, выкрашенный в утилитарную серую краску. На столе там и сям лежали папки, кипы бумаг, царил деловой беспорядок. В углу у окна помещался старенький компьютер с грязными кнопками и клавишами, еще дальше у бледно-зеленой стены (потолок был грязно-белый) — TV, видео и в беспорядке валялись кассеты и футляры от кассет.
О'Руркэ-старший чуть отгреб в стороны хаотическое скопление предметов на своем столе и продолжил:
— Казимир, мой старый приятель, сообщил, что, увы, у вас нет капусты заплатить за услуги, посему он попросил в виде исключения использовать вас в деле. Я обещал, но, честно говоря, я не совсем представляю себе, что вы можете для нас делать…
Виктор осуждающе посмотрел на Лукьянова, как бы укоряя его за то, что у него нет капусты, и за то, что Лукьянов не сообщил об этом ему — Виктору, а Виктор так к нему хорошо отнесся и даже снабдил его бутылкой виски, чтобы не было скучно ожидать О'Руркэ-старшего. Лукьянов опустил глаза.
— Я понимаю, что смотрюсь как старый кретин, который отнимает время у деловых людей, но… — Лукьянов помолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78