— Некая организация, именующая себя «Лигой Борьбы за Чистую Америку», взяла на себя ответственность за убийство Президента. В коммюнике Лиги, подписанном неким председателем Лукьяноф, сказано, что… — Дженкинс поднес документ ближе к лицу, — сказано следующее: «Президент Бакли казнен Лигой по желанию американского народа избавить страну от человеконенавистнического режима, установленного Дженкинсом и Турнером. Бакли являлся на деле лишь подставным лицом, реальная власть в Соединенных Штатах принадлежит зловещей двойке: Дженкинсу и Турнеру. Однако мы казнили Тома Бакли как фигуру символическую, олицетворяющую загнившую, пожирающую своих сынов американскую государственность. Придет время и придет черед Турнера. Кащей Дженкинс, конечно, главный. Он поплатится последним — он умрет медленной смертью».
Журналисты бормотали в видеотелефоны, двигались, создавали профессиональные шумы. Брунгильда пробилась к Секретарю Дженкинсу.
— Могли бы вы все же ответить на мой вопрос?
— Ответить на ваш вопрос может только американский народ. Если он сочтет, что его сын Дженкинс может послужить ему с еще большей эффективностью на посту Президента Соединенных Штатов, я буду ему служить. Я буду обязан ему служить.
— Как вы думаете, «Лига Борьбы за Чистую Америку» действительно существует, или же могущественные силы, убравшие Президента, сделали отвлекающий маневр, пытаясь уверить общественное мнение, что убийство организовано кучкой дилетантов?
Дженкинсу начала нравиться германская журналистка. Если бы он не знал, что она ничего не может знать, он подумал бы, что Брунгильда знает, что это он организовал переход президента Бакли в мир иной.
— Человек, именующий себя «председатель Лукьяноф» — реальное лицо. В Департменте Демографии на него существует досье. Существует ли «Лига», сказать пока не могу, я должен затребовать агентурные данные по этому поводу… Слушайте, я предлагаю вам сделать со мной после окончания пресс-конференции отдельно большое интервью. Я знаю, что в Германии меня не любят. А я хотел бы развеять это недоразумение. Кэмпбэлл, организуйте девушке пропуск…
Брунгильда вся зарделась. Она представила, какой скандал и шум произведет интервью с самим монстром Дженкинсом в ее родной стране. В том, что ей обеспечено звание королевы германского журнализма, нет сомнений. Дженкинс никогда никому не давал интервью. В лучшем случае он мог ответить на один вопрос. Или же его люди сортировали записки с вопросами, посланные журналистами, по темам, и затем Дженкинс, если хотел, выступал публично или в печати по этим темам. А тут интервью! Она отнесла это за счет шока от убийства Президента. Монстр задумался о своей собственной смерти и хочет выговориться… Интервью с самым зловещим человеком Соединенных Штатов. Ей повезло.
На ходу наговаривая в диктофоны тексты, журналисты бросились в свои офисы — связываться со своими странами, информировать мир об убийстве американского Президента «Лигой Борьбы за Чистую Америку». «Президент Бакли, Лукьяноф, Дженкинс… Дженкинс… Лукьяноф… Лига…» — шелестели диктофоны.
Проследовав в свой кабинет, Дженкинс отослал «бульдогов» и принял душ.
— Вы — массовый убийца, доктор. Улыбчивый очкастый кретин, поставивший себя выше Господа. — Дункан О'Руркэ с неподдельным отвращением оглядел внезапно вспотевшего Розена. Капли пота текли у доктора вдоль ушей и капали с бровей.
— Доктор Розен — служитель Господа. В свободное от насилия над природой человеческой время доктор служит духовным пастором в церкви Святой Троицы в Лос-Аламос, куда ходят за духовным утешением такие же ученые головастики, как он сам. Там он служит под именем отца Вильяма…
— Не профанируйте, как вас там… Лук что-то… — Розен отер пот с бровей и щек ладонью. — Моя вера в Христа неподдельна…
— Как же вы можете, веруя в сына Божия, перенесшего муки на кресте за человеков и для человеков, работать над созданием «человека бесплодного»?
— Не вижу противоречия. — Розен поднял очки с носа, куда они сползли, и исподлобья взглянул на Лукьянова. — Вы что, хотите для человека судьбы полчищ саранчи, которая, выжрав все зеленые поля, подыхает без пищи в пустыне, в каковую она же и превратила эти зеленые поля, и отвратительно воняет, подыхая? Этого вы хотите? Этого хотите для человека? Мое христианство — творческое и разумное, ваше и этих людей вокруг, — Розен презрительно показал рукой на троих О'Руркэ и Кристофэра, — архаическое, догматическое и лишенное смысла.
— Сейчас ты у меня лишишься смысла. — Виктор вскочил со стула и угрожающе занес руку над доктором.
— Stop it, Вик! — без энтузиазма остановил сына Дункан.
Виктор послушался и убрал руку в карман джинсов.
— Ублюдок!
— Вик! — Старший О'Руркэ отделился от железного шкафа, где он стоял, облокотясь спиной о дверки. Когда-то шкаф служил для хранения одежды рабочих, обслуживающих одиннадцатиэтажный дом: техников, слесарей и уборщиков, сейчас же доржавевал свой железный век, молчаливо наблюдая за секретными встречами семьи О'Руркэ. — Вик! Не трать на него энергию. Эта формула в штанах неколебима в своей уверенности, в правоте своего желания лишить человечество детей.
— Пап, позволь мне отрезать ему яйца! — тихо попросил вдруг Вик.
— Дункан, в самом деле, раз уж он так хочет, начнем с него, — Кристофэр сиял, как черное солнце в экваториальной Африке, только что поднявшееся над нефтяным месторождением.
— Я подумаю. — Дункан нахохлился. Было похоже, что он и впрямь думает. Очевидно, так и было.
Лукьянов вдруг понял, что среди всех, оказавшихся в бейсменте вместе случайно, Розен, бесспорно, злодей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78