«Дай бог, чтобы прежде меня на тот свет убралась, а то не знаю, что и будет».
Не так давно из-за фройляйн Иды чуть не разразился политический скандал. Максу Штефану с превеликим трудом удалось отговорить бургомистра Присколяйта писать докладную: «Кто кашу заварил? Ида! Так у нее не все дома. А кто будет расхлебывать? Мы! Ну и хватит об этом!»
Было это на троицу, когда по шоссейным дорогам сотнями мчались западногерманские и западноберлинские машины. На общинном собрании бургомистр Присколяйт и Макс настойчиво твердили, что необходимо соблюдать меры предосторожности и запретить посторонним вход на скотные дворы, в конюшни, в кооперативные сооружения и общественные здания. Распоряжение пришлось Штефану по вкусу. Любопытные из-за кордона сотнями тысяч поедут по стране. Стало быть, осторожность!
В трактире у Анны Прайбиш тоже толковали насчет этого. На троицын день Максу еще раз зачем-то понадобилось в замок, который совсем недавно отреставрировали, со вкусом и не жалея расходов. Макс сумел убедить окружное руководство, что Хорбекский замок самое подходящее место для сельскохозяйственного техникума с обще-
житием, и уступил полуразвалившиеся стены школьным властям, только в нижнем этаже кооператив и община пока оставили себе несколько помещений.
Так вот, Макс как раз запирал правление, и вдруг у него за спиной кто-то воскликнул:
«Как мило!»
Он обернулся — и что же? Три женщины, оживленно переговариваясь, спускались в вестибюль по красиво изогнутой дуге лестничного марша: фройляйн Ида и две элегантные молодые дамы.
«Отопри-ка свое правление, — сказала Ида и пояснила спутницам: — Прежняя комната госпожи графини, итальянская лепка».
«Минутку, минутку!»
Макс отвел фройляйн Иду в сторонку. Дамы тем временем восхищенно разглядывали мраморный камин в вестибюле.
«Я что приказывал? Ни одного постороннего в здании!» — угрожающе прошипел Штефан.
Фройляйн Ида искренне возмутилась:
«Посторонние? Макс, как можно?!—и весело прощебетала: — Неужели не узнаешь? Это же наша графиня и с ней подруга семьи, фон Шуленбург, помнишь, она у нас бывала. Графини чрезвычайно довольны осмотром».
Фон Хорбек с улыбкой подошла ближе и с большой похвалой отозвалась о заботливости социалистического государства — в ее время замок Хорбек был не такой ухоженный — и пояснила графине Шуленбург:
«Это наш бывший скотник».
«Верно, — сказал Макс, — а теперь я тут начальник! — и, весьма настойчиво выпроваживая дам, отвесил легкий поклон: — В добрый путь!»
Потом он с перекошенным лицом наклонился к фройляйн Иде, та испуганно смотрела ему в глаза. Однако он только выразительно постучал себя по лбу и, уходя, слышал, как она заверяла дам:
«Совершенно очаровательный человек!»
Итак, гроза спугнула их — Макса и компанию, — и они двинулись к Прайбиш. Фройляйн Ида обрадуется: она с возрастом несколько пристрастилась к крепким напиткам. Анна Прайшиб со свойственным ей ехидством следила, чтобы сестра пореже прикладывалась к бутылке, но, когда
барометр настроения поднимался и поминутно следовали заказы: «Еще дюжину двойных порций!» —Анна вряд ли могла помешать благодушествующим гостям заказывать попутно и Иде рюмочку за хорошее обслуживание.
«Нет, нет, ну что вы», —жеманно отнекивалась фрой-ляйн Ида, но в конце концов, немного поломавшись из приличия, выпивала под прикрытием колонны за здоровье того, кто подносил. За редким исключением, она всегда произносила при этом тост, ибо, как уже говорилось, она без малого четверть века прослужила в графском доме и знала, как и что положено: «Ну, чтоб вам не поперхнуться!»
У Прайбишей, небось, суматоха...
Приоткрыв рот, Хильда стояла перед зеркалом, которое висело в кухне над умывальником, и красила губы. Потом крепко сжала их, испытующий взгляд — гм! — подкрасившись, вот как сейчас, она еще могла себе нравиться. Хильда одернула платье на бедрах — н-да, талия... — скинула шлепанцы и сунула ноги в неудобные туфли на высоких каблуках. Макс говаривал, высокий каблук-де ногу стройнит.
Торопливо поднявшись по сбитым ступенькам застекленной террасы, Хильда на минуту остановилась и попробовала через окошко глянуть внутрь, но шторы были задернуты. Она удивилась, не слыша гула голосов, шума и хриплого мужского пения. Было до того тихо, что ей стало жутковато. Неужели что-то стряслось? От подвыпивших мужиков всего можно ожидать.
Она нажала на ручку, дверь шаркнула по полу, отпустила пружину, в передней послышалось дребезжание старинного колокольчика. Хильда поспешно отворила вторую дверь, споткнулась на пороге — черт бы взял эти туфли со всем их шиком! —и почти ввалилась в зал, чудом удержавшись на ногах. Наконец, переводя дух, точно всю дорогу до трактира бегом бежала, она проговорила:
«Здравствуйте, люди добрые».
Беспокоилась она, как видно, зря: мужчины, мирно по-тягивая пиво, повернулись к ней и кивнули в ответ.
Они развязала платок, и он соскользнул на плечи.
«Добрый вечер, Хильдхен». Макс вразвалку шагнул к жене, взял ее за локоть и подвел к угловому столику.
Даниэль, улыбаясь, встал.
«Здравствуй, Даниэль».
Он пожал ей руку и подвинулся, освобождая место на скамейке. Хильда села. Теперь она разглядела за столом напротив детей — Юргена с Аней. Хильда махнула рукой в знак привета, и опять ей показалось странным, что никто не разговаривает и все внимание сосредоточилось на ней. Она чувствовала себя, как зритель, пробирающийся между рядов, когда пьеса давно началась.
Тут она наконец заметила осколки у стола, лужу, подняла голову и увидела Петера Хартвига, молодого тракториста;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117