Какую же сделку вы, со своей стороны, заключили со свинопасом и убийцей?
— Вы же знаете, что я не подделал этот чудовищный документ.
— Это мне и не могло прийти в голову. Поэтому вы должны представить мне доказательства, что вы причастны к этой сделке. В противном случае рабыня должна ждать, пока явится ее законный властелин.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Через несколько дней Магнус вернулся в Брайдратунгу. Утром он появился перед дверью Снайфридур, промокший до нитки, так как на дворе шел дождь, окровавленный, грязный, вонючий, с лицом, заросшим давно не бритой щетиной. Он не поднял глаз и не двинулся с места, когда она прошла мимо, но согнулся, словно нищий, пробравшийся ночью в чужой дом. Она отвела его к себе и ухаживала за ним, и он плакал три дня подряд, как обычно. Затем он поднялся.
Первое время он никуда не исчезал, а отправлялся в полдень па луг и косил, почти всегда один, далеко от своих батраков. Он ни с кем не заговаривал и возвращался домой затемно, чтобы поесть перед сном у себя в комнате. Он часто заходил в кузницу и чинил инструменты своих работников, отбивал косы, выковывал грабли, но все это делал молча.
Пора сенокоса миновала, но юнкер пока не порывался уйти из дому и продолжал работать по хозяйству, подолгу не покидая своей мастерской. Он чинил всевозможную домашнюю утварь: деревянные чашки, корыта, бочки, ведра, прялки, ящики — или же приводил в порядок дом. К нему вернулся его обычный цвет лица. Теперь он брился и надевал платье, отутюженное и вычищенное его женой. После пригона овец с высокогорных пастбищ осенние дожди прекратились, и наступила ясная погода с легкими заморозками по ночам. Лужи обрастали по краям ледяной кромкой, а на траву садился иней.
Однажды Гудридур поднялась наверх к Снайфридур и сказала ей, что внизу стоит какой-то старик, который хочет поговорить с хозяйкой. Он сказал, что явился с запада, из округи Тверотинга.
— Что ему нужно, дорогая Гудридур? Я никогда не принимаю нищих. Если у тебя найдется для него немного масла и кусок сыра, дай ему. Я не хочу, чтобы меня беспокоили.
Но оказалось, что человек этот не просил милостыни. Это был путник, направлявшийся в Скаульхольт, и у него было важное дело к хозяйке Брайдратунги. Он уверял, что она узнает его, когда увидит. Его провели наверх к ней.
Это был пожилой человек. Он встал у порога, снял вязаную шапчонку и приветствовал ее как старый знакомый. Брови у него были еще черные, но волосы уже поседели. Она взглянула на него, холодно ответила на его поклон и спросила, что ему нужно.
— Вы не узнаете меня? — спросил он.— Впрочем, это не удивительно.
— Нет,— сказала она.— Ты служил когда-нибудь у моего отца?
— Недолго. К несчастью, однажды весной я слишком близко поднес к нему свою голову.
— Как тебя зовут?
— Йоун... Хреггвидссон. Она его не узнавала.
Он все смотрел на нее и ухмылялся. Глаза у него были черные, ко, когда в них падал свет, они отливали красным.
— Я тот самый, что отправился в Голландию.
— В Голландию? — переспросила она.
— Я давно задолжал вам далер.
Он сунул руку под камзол и вынул из кожаного кошелька завернутую в шерстяную тряпку серебряную монету.
— О,— сказала она,— так это ты, Йоун Хреггвидссон. Мне помнится, что раньше волосы у тебя были черные.
— Я уже стар,— ответил он.
«— Убери свой далер, дорогой Йоун, садись вот туда на ларь и расскажи мне, что нового. Где ты теперь живешь?
— Я по-прежнему арендую землю у старика Христа. Хутор зовется Рейн. Я всегда хорошо ладил со стариком, и это потому, что мы друг другу никогда не были должны. Зато вам я слишком долго не возвращал этот далер.
— Хочешь сыворотки или молока? — спросила она.
— О, я пью все. Все, что течет. Но этот далер я хочу вам вернуть. Если когда-нибудь, упаси боже, мне вновь придется пуститься в дальний путь, мне бы не хотелось, чтобы долг помешал мне прийти к вам еще раз.
— Ты никогда не приходил ко мне, Йоун Хреггвидссон. Это я пришла к тебе. Я была тогда совсем девчонкой, и мне захотелось увидеть человека, которому должны отрубить голову. Твоя мать пришла в Скаульхольт издалека, с запада. Тогда у тебя были черные волосы. Теперь ты седой.
— Все меняется, кроме моей йомфру.
— Я уже пятнадцать лет замужем. Не смейся надо мной.
— Моя йомфру не меняется,— сказал он.
— Не меняюсь?
— Да, йомфру не меняется... Йомфру... Она взглянула в окно.
— Помнится, я давала тебе поручение?
— Я передал кольцо.
— Почему же ты не принес мне ответ?
— Мне было приказано молчать, да никакого ответа и не было. Все же меня не казнили... тогда. У этой женщины рот чуть ли не на середине груди. Он вернул мне кольцо.
Она посмотрела на гостя словно издалека.
— Что ты теперь хочешь от меня? — спросила она.
— О, я даже не знаю. Вы уж простите глупого старика.
— Не выпьешь ли чего-нибудь?
— Я пью, когда меня угощают. Все, что течет,— божий дар. Когда я сидел в Бессастадире, у меня была вода в кувшине и топор. Острый топор — славное орудие. Но виселицу я всегда терпеть не мог, особенно после того, как мне пришлось драться с повешенным.
Ее синие глаза смотрели на него словно из бездны. Губы были плотно сжаты. Затем она поднялась, позвала служанку и велела ей угостить этого человека.
— Всегда хорошо чем-то утолить жажду,— сказал он.— Хотя мои старые друзья-копенгагенцы назвали бы этот напиток жидковатым.
— Такова твоя благодарность?
— Старому крестьянину из Скаги не забыть той кружки пива, которую поднес мне его милость, когда я пришел из Глюк-штадта в королевских сапогах.
— О ком ты говоришь?
— О том, к кому вы меня посылали и к кому я сейчас опять должен идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135