Она ответила:
— Из милосердия делаешь добро нищему, но когда отворачиваешься от него, оказывается, что ты продал право первородства. В этом была моя ошибка. Я подарила тебе твою голову, как милостыню, и голова моего отца, голова страны скатилась в бес-
8^9
честье. Теперь я буду бороться, насколько хватит моих слабых сил.
— Я старый человек,— сказал он.
— В этой стране ты не будешь торжествовать над моим отцом,— сказала она.
— Я не прошу милости,— сказал он и вдруг поднялся с камня, в вязаной шапчонке на белых волосах, подпоясанный веревкой.— Йомфру знает, что у меня есть друг, его подруга — аульва.
— Его подруга шлюха,— поправила она, засмеялась и ускакала.
Когда она уехала, капитан кликнул стражников и сказал им, чтобы они связали арестованного и отвели на корабль.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда в августе они прибыли в Копенгаген, капитан послал сообщить городским властям, что у него на борту преступник из Исландии. Сразу же из крепости были присланы вооруженные стражники, чтобы забрать человека и следующие с ним документы и отправить его в то место в Дании, которое обычно предназначается для исландцев. Крепость Бремерхольм *, как явствует из ее названия, расположена на острове около города, ее окружают толстые стены, поднимающиеся прямо из воды, ее глубокие подземелья наполнены водой, а над ней возвышается башня, где стоят пушки, чтобы стрелять в шведов. Помещение для заключенных в крепости годилось только для мужчин, по ночам они спали все „вместе в больших камерах, а днем выходили на каторжные работы. Если заключенные вели себя хорошо, они завоевывали доверие своих тюремщиков и им разрешали по ночам спать без кандалов, но, если они были дерзки и за словом в карман не лезли, тюремщики сразу же надевали на них цепи и на ночь приковывали каждого к стене.
Вскоре до исландцев, живших в городе, дошел слух, явно пущенный из канцелярии, что приговор, вынесенный судом на Эхсарау — отправить крестьянина из Рейна в Бремерхольм, неправилен, что дело против этого крестьянина, о котором столько было толков, слушалось в Исландии очень небрежно. И когда один человек взял на себя труд проверить документы, оказалось, что это были не заверенные печатью копии небрежпо и поспешно составленного приговора. В его бумагах говорилось, что поскольку крестьянин всем известен своим дурным поведением и, кроме того, обвинялся в убийстве, да к тому же сбежал с тинга, чтобы увильнуть от ответственности, его следует отправить в Бремерхольм.
X о л ь м — остров (датск.).
Вот и все.
Как правило, из крепости Бремерхольм был только один выход — в могилу. Немногие выдерживали сколько-нибудь продолжительное время те муки, на которые они были обречены во имя правосудия в этой крепости. Несколько исландцев, сидевших там за проступки различной тяжести, считали, что самое время Йоу-ну Хреггвидссону остаться с ними навсегда, и невероятно, чтобы этот старый, скользкий как угорь, мошенник сумел выйти из крепости, раз уж удалось его туда запрятать. Поэтому не удивительно, что заключенные широко раскрыли глаза, когда начальник тюрьмы однажды вошел к ним в помещение для каторжных работ и позвал Регвидсена, этого мошенника, который убил палача — правую руку нашего всемилостивейшего повелителя,— и приказал следовать за ним.
Йоуна Хреггвидссона высадили на берег не со стороны Дю-бена, а перевезли на крепостном пароме через Островной канал. Датчане выдали ему пару ветхих штанов, чтобы надеть на подштанники, в которых его схватили в Исландии, но веревку у него отобрали. И пока он ругался с перевозчиком, требуя свою веревку, его с проклятиями выбросили на городской стороне канала. Там стоял длинный человек в заплатанном кафтане, сутулый и дрожащий. Он пошел навстречу крестьянину,— причем вид у него был донельзя серьезный, хотя, может быть, немного рассеянный,— и протянул ему свою синюю руку с узловатыми пальцами кузнеца.
— Добрый день, Йоун,— сказал длинный кафтан.
Йоун Хреггвидссон, гримасничая, смотрел на этого человека и скреб себе голову:
— Кто ты?
— Студиозус антиквитатум, меня зовут Иоанн Гринвицензис, Йоун Гудмуыдссон из Гриндавика.
— Конечно, мне следовало бы сразу узнать тебя, ведь это ты вышел из двери знатного дома, когда перед нею стоял королевский солдат. Добрый день, и бог да пребудет с тобой, мой Йоун.
Ученый из Гриндавика фыркнул несколько раз и немного потер свой нос.
— Мой господин и учитель хочет оказать тебе милость, Йоун Хреггвидссон,— сказал он.— И вот по его приказу я стою здесь с утра, с тех пор как на башне церкви святого Николая играли песнь ангелов. А скоро настанет время для песни святого духа. Ты понимаешь, что я замерз и хочу выпить.
— Меня забрали с сенокоса в одних подштанниках, у меня нет и скильдинга на пиво,— ответил Йоун Хреггвидссон.— Датчане даже украли мою веревку.
— Ладно, ладно,— сказал ученый, меняя тему разговора.— Во имя Иисуса будем беседовать с сухой глоткой. Что нового в Исландии?
— А у нас неплохо,— ответил Йоун Хреггвидссон.— Только во время рыбной ловли в прошлом году были штормы. Зато трава летом была хороша.
— Ладно,— промолвил ученый. И после некоторого раздумья добавил: — Я слышал, что ты по-прежнему все такой же злодей.
— Конечно, нет,— ответил Йоун Хреггвидссон.
— Это верно? — спросил Грнндвикинг.
— Я считаю, что я святой,— заявил Йоун Хреггвидссон. Ученый из Гриндавика не понял шутки.
— Очень нехорошо быть преступником,— сказал он тоном зрелого моралиста.
*— Собственно говоря, я всего-навсего вор,— сказал Йоун Хреггвидссон.
— Не надо быть вором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135