Вы, оказывается, очень хорошо играете в шахматы!
— В Бухаре много прекрасных игроков, есть у кого поучиться,— скромно ответил Халим-джан.
— А вы считаете себя только учеником?
— Да, я пока еще ученик.
Иван Иванович, улыбаясь, расставлял фигуры на доске. Теперь он играл внимательно, осторожно и выиграл. Началась третья партия. Ахмадходжа со своего ложа следил за ходом игры и, увидев, что Халим-джан решительно идет к победе, недовольно пробурчал:
— Пусть лучше будет ничья! А так — нехорошо получается... Халим-джан понял намек — нехорошо обыгрывать старшего, и через
несколько ходов была ничья. Иван Иванович действительно был обеспокоен, считал себя проигравшим и очень обрадовался такому исходу. Он стал расхваливать Халим-джана. Потом, взглянув на Ахмадходжу, тихо сказал:
— Кажется, ваш отец засыпает... Выйдем, не будем ему мешать. Они вышли из купе и тихо закрыли за собой дверь.
— Мне кажется, что ваш отец не совсем здоров? — участливо спросил Иван Иванович.
— Да, болеет,— с грустью сказал Халим-джан,— он после длительной болезни несколько месяцев лежал, только недавно немного поправился.
— Куда же вы его, такого больного, везете? Ему что, одесский санаторий советовали или специальную лечебницу?
— Нет, мы едем за границу, в Мекку, паломниками...
— В таком состоянии! — воскликнул врач.— Ему вообще вредно совершать путешествия, а паломником особенно. Я вам не советую пускаться в такой дальний путь... Доезжайте до Одессы и сделайте длительную остановку там. Хорошо бы положить его в какую-нибудь специальную лечебницу. А паломничество никуда не денется.
— Отец не хочет лечиться в больнице. Он верит в снадобья своего индийского лекаря.
— Удивительно! Удивительно и странно, до чего сильны в людях предрассудки! Насколько я понимаю, ваша семья не из простых и на нужду вы тоже не можете жаловаться. Вы получили, видимо, хорошее образование. И вот, с одной стороны, знание русского языка, приобщение к европейской культуре, с другой — какие-то снадобья! Мне известно, что ежегодно тысячи мусульман совершают паломничество в Мекку, преодолевая огромные трудности.
Но знаю я и то, что немалая часть их там погибает. Даже совсем здоровые люди заболевают от невыносимо тяжких условий тамошнего быта. И вы и ваш отец, наверно, все это знаете из рассказов побывавших там.
— Вы совершенно правы, но религия для мусульманина священней всего. Мы верим всем указаниям шариата, стремимся к духовному совершенствованию. Эта вера в то, что каждому мусульманину все предопределено судьбой, совсем иная, чем у европейцев. Я не могу сказать, что мой отец невежественный и суеверный человек, нет, да он и не всегда и не во всем придерживается религиозных предписаний. Но в последнее время, постарев, он все чаще и чаще высказывал свое желание совершить паломничество в Мекку.
Халим-джан замолчал, глаза его были задумчивы и строги.
— Знаете,— заговорил он снова,— я бы не удивился, узнав, что его тайное желание — умереть в Мекке и стать шахидом.
— Как это грустно! — с искренним сожалением произнес Иван Иванович.
— Я надеюсь, что само путешествие, перемена климата и радость от достижения цели пойдут ему на пользу, помогут его исцелению.
— Возможно! Так бывает.
— У меня есть к вам одна просьба,— вдруг, словно спохватившись, сказал Халим-джан.— Если вам, конечно, не трудно, посмотрите лекарства, которые он принимает.
— Пожалуйста. Хотя предупреждаю, что я неважный фармацевт.
В два часа дня в купе, занимаемое Ахмадхаджой, вошел сопровождавший их всю дорогу из Бухары повар Мирзо Вафо. Он принес еду: курятину, холодное мясо, сливочное масло, фрукты и сдобные лепешки.
— Как, лепешки еще не кончились? — явно довольный, воскликнул Ахмадходжа.
— Это последние,— ответил Мирзо.
— Ну, ничего,— сказал Халим-джан,— купим хлеб на ближайшей большой станции.
— Кстати, в этих краях пекут очень вкусный хлеб,— поддержал его Иван Иванович, приглашенный к трапезе.
Ахмадходжа между тем достал коробочку с мачджуном, известным как укрепляющее лекарство, вынул таблетку, проглотил ее и стал рыться в мешочке в поисках еще какого-то снадобья. Старик явно нервничал.
— Два дня ищу уже и не могу найти,— проворчал он.— В Москве оставил, что ли, или где-нибудь уронил.
— Что вы потеряли, отец? — участливо спросил Халим-джан.
— Да вот хорошие таблетки для сердца. Лекарь немало потрудился, пока нашел все что нужно. Он принес это лекарство лишь за день до нашего отъезда. Я еще ни разу не принимал его, все откладывал, чтобы осталось до той поры, когда мне станет худо...
Сейчас они бы мне и пригодились.
— Что, сердце заболело? — обеспокоился Халим-джан.
— Нет, сердце пока ничего... но чувствую какую-то слабость. Ну, надеюсь, пройдет.
— Отец, покажите доктору, какие лекарства вы принимаете. Может, он даст вам совет.
— Ты прав, сын мой,— сказал Ахмадходжа и тут же обратился к доктору: — Прошу вас, ешьте, вот мясо, курятина... Жаль, что нет у нас спиртного, коньяку, вы бы рюмочку выпили. Будем считать, что мы в долгу.
— Что вы! Я не пью. Так не дадите ли посмотреть ваши снадобья? Вот, например, то, что вы сейчас приняли?
— Это мачджун. В него входит мед, раствор золота, черный перец и еще и еще какие-то лекарственные травы, всех названий не упомнишь.
Иван Иванович взял одну таблетку, понюхал ее, затем отломил с разрешения старика кусочек и положил в рот. Пососав с минуту, он убежденно сказал:
— Насколько я понимаю, это хорошее лекарство. Оно дается как тонизирующее средство, можете спокойно его принимать.
Ахмадходжа сразу повеселел, заулыбался, даже чуть порозовели его бледные, дряблые щеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91