Он был бледен, глаза закрыты.
Фируза тихо, покорно последовала за носилками, зашла в палату, куда внесли Асо.
В этой палате было еще три человека, все русские красноармейцы. Один из них встал, взял стул и, поставив у кровати, на которой уложили Асо, предложил Фирузе сесть. Она вдруг почувствовала, как похолодели у нее руки и ноги, и чуть не упала, садясь...
В палату вошел врач. Подойдя к Асо, он взял его руку, чтобы проверить пульс.
— Неплохо,— сказал он по-русски, обращаясь к Фирузе.— Пульс у вашего мужа хороший, операция прошла нормально. А он у вас молодец! Терпеливый... Сейчас он очнется, откроет глаза... Ну, братец, как тебя звать? Говори!
— Асо-о,— с трудом открывая глаза, произнес он.
— Он, конечно, устал... Но вы не волнуйтесь. Сейчас ему сделают укол, он спокойно уснет и проснется почти совсем бодрым.
Асо сделали в присутствии врача укол, и врач лишь тогда ушел из палаты. Но Фируза не могла успокоиться, с тревогой всматривалась в лицо мужа, и слезы то и дело навертывались на глаза. Асо почувствовал прикосновение ее рук, губ. Он приоткрыл глаза, но виделось ему все как в тумане, он тихо сказал:
— Я буду здоров... Но сейчас я очень устал... Спать, спать,— пробормотал он, уже засыпая.
Спал он спокойно, и Фируза немного повеселела. Вскоре вошел санитар и сказал, что ее спрашивают, просят выйти. Фируза была поражена. «Кто бы это мог быть,— думала она,— ведь меня не знают в этом пока еще чужом краю?»
Она поправила платок на голове и вышла. У ворот стояли караванбаши и двое незнакомых мужчин. Они приветливо поздоровались с ней, выразили искреннее сочувствие ей и ее мужу и сказали о цели своего посещения.
— Мы из отдела просвещения. Председатель диктаторской комиссии поручил нам приготовить для вас квартиру и все необходимое в хозяйстве. Все у нас готово! Не смогли бы вы сейчас пойти посмотреть свой дом и вещи, отвезенные туда любезным караванбаши?
«Да,— подумала Фируза,— хорошо бы до того, как проснется Асо, пойти и посмотреть».
— Пожалуй, я пойду с вами, спасибо! А далеко ли идти?
— У нас фаэтон... И Фируза уехала.
...Асо проснулся, когда на дворе стояла ночь. Палату освещала десятилинейная лампа. У его кровати сидела Фируза и ласково улыбалась ему. Крепкий, глубокий сон значительно улучшил его состояние. Асо проснулся в хорошем настроении.
— Я так долго спал,— сказал он,— что не заметил, когда внесли лампу...
Дрожащей от слабости рукой Асо взял руку жены.
— Хорошо, что в палате два источника света,— сказал он улыбаясь. Фируза удивилась:
— Откуда два?
— Один — это лампа, другой — ваше лицо.
Фируза была счастлива: Асо говорит такое — значит, он хорошо себя чувствует.
— А как вы? — ласково спросила она.— Не болит плечо?
— Болит? Что болит? Да и болело ли что-нибудь?
Я не чувствовал... Он говорил так весело, так шутливо, что Фируза готова была поверить
ему, но ей вспомнился его короткий страдальческий стон, и слезы навернулись на глаза, дрожь пробежала по телу. Между тем принесли ужин.
— Ого,— шутливо продолжал говорить Асо,— вот и ужин уже готов! Вместе и поужинаем. Хорошо?
Фируза протянула Асо пиалу кислого молока, положила в куриный бульон лепешку, говоря:
— Нам тут приготовили уютный домик, с большими окнами, с верандой, постелили большой ковер... Караванбаши помог вещи занести.
— Вот и хорошо! Когда я поправлюсь, устроим в новом доме пир.
— Непременно устроим!
— Вы сегодня будете ночевать там?
— Нет, я останусь здесь.
— Где же?
— Рядом с вами. Я говорила тут с врачами, они разрешили мне побыть несколько дней с вами, пока окрепнете... Целый день я буду за вами ухаживать, а когда настанет пора спать, уйду в соседнюю комнату, где стоит удобная кровать, и там посплю и отдохну... Будьте спокойны!
— Милая вы моя, любимая! — Только эти слова смог произнести Асо — так он был взволнован. По щеке покатилась слезинка, одна, другая, еще и еще; они убедительнее всяких слов говорили о его чувствах...
Это было в конце октября в полдень. На одной из платформ, немного в стороне от станции Каган, готов был к отправлению специальный эшелон, состоящий из красных теплушек и одного синего пассажирского вагона, прицепленного в конце состава. В теплушках с настежь раскрытыми дверями ехали красноармейцы, в закрытых находились лошади и оружие. Синий вагон был отведен для командования.
С воинским отрядом, разместившимся в этом эшелоне, почти месяц Карим преследовал в степях Кермине и Нураты Абдулхамида Орипова. Но поймать Орипова не удалось. Почуяв, откуда грозит опасность, он вместе со всеми своими людьми бежал в сторону Гиссара, к Бабатагу. Тогда отряд Карима отозвали в Бухару, пополнили новыми людьми, предоставили возможность передохнуть — и вот сегодня он снова в строю и направляется в сторону Байсуна. Настроедие у Карима было приподнятое, он был поглощен стремлением скорее расправиться с басмачами, встретиться лицом к лицу с ненавистным Асадом Махсумом, покончить с ним и освободить любимую свою Ойшу!
Вместе с Каримом до Карши собирался ехать и Насим-джан. Он имел задание ЧК, в связи с чем должен был встретиться там с Файзуллои Ходжаевым, выехавшим для проверки хозяйственных дел в областях. Кроме того, нужно было подробно рассказать, как прошла встреча Энвер-паши с группой правых джадидов. Но перед самым отправлением пришло распоряжение эшелон задержать.
— Видимо, позвонил сам председатель ЧК,— сказал опытный в таких делах Насим-джан,— не каждый имеет право задержать уходящий поезд.
— Что же случилось? — нетерпеливо воскликнул Карим.
— Наверное, что-то серьезное.
Время тянулось очень медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91