...Ну, хорошо, сегодня их проводят, а завтра? А послезавтра? Разве могут каждый день его сопровождать, прикрепить к нему охрану? Когда поймают преследователя? И поймают ли вообще? Трудно будет его найти. Уж лучше бы Насим-джана на это время послали в какой-то другой город. Но если этот мужчина задумал отомстить, то он отправится вслед за ним. От него не уйдешь! Если решился, то непременно приведет в исполнение свой замысел.
«А вообще,— говорила она сама себе,— может, это я такая невезучая. Со мной постоянно что-то случается...»
Насим-джан вернулся веселый, улыбающийся. С ним был смуглый мужчина в кителе, шароварах и фуражке.
— Вот, знакомьтесь,— сказал Насим-джан,— моя жена — Хамрохон! Первая женщина, которая в
Бухаре вышла на улицу без паранджи...
— О боже! — смутилась Хамрохон.— В самом деле я пришла без паранджи?
— Очень хорошо, поздравляю! — сказал мужчина, протягивая руку Хамрохон.— Моя фамилия Хабибуллин, товарищ вашего мужа по работе. Так, значит, вы испугались угроз какого-то глупца?
— Да,— сказала смущенная Хамрохон.— Но это был не простой глупец...
— Понятно,— сказал спокойно Хабибуллин.— Это, конечно, подстроено врагами. Хотят показать свою силу таким слабым женщинам, как вы. Не волнуйтесь.
— Успокойся,— подтвердил Насим-джан.— Председатель все понял и распорядился как надо. И вот сейчас товарищ Хабибуллин согласился проводить нас домой... Я отказывался, но он...
— Приказ председателя! — сказал Хабибуллин.
Увидев рядом с мужем этого уверенного в себе человека, Хамрохон немного оживилась, на губах ее появилась улыбка.
— Хорошо,— сказала она Насим-джану,— но пусть тогда ваш товарищ зайдет к нам в дом, выпьет с нами пиалу чая.
— Да, да, обязательно! — сказал Насим-джан.— Ты должна нас угостить как следует!
— Ничего не нужно,— отвечал с улыбкой Хабибуллин.— Главное, чтобы вам не пришлось волноваться.
Они попрощались с комендантом и вышли. На улице возле ЧК было безлюдно. Хабибуллин, остановившись около фонаря, достал из кармана пачку папирос, предложил Насим-джану, а когда он отказался, закурил сам, подержал в руке горящую спичку, подождал, пока она догорела до конца, бросил и сказал: «Пошли!» Они направились в сторону торговых рядов, где продавались фаянсовые изделия Шли рядом. Хабибуллин с правой стороны от Насим-джана, а Хамрохон - с левой. Они громко разговаривали и смеялись.
Торговые ряды, куда они направлялись, тянулись до Токи Тельпака, примерно на сто пятьдесят метров, и освещались только одним фонарем посредине. Как только они вошли в темный проход, страх вновь охватил Хамрохон, она задрожала и тесней прижалась к мужу. Едва они приблизились к освещенному фонарем пространству, внезапно сзади них раздался грозный голос:
— Стой, вероломный деспот! Получай свою долю!
Все трое одновременно оглянулись и увидели мужчину, о котором говорила Хамрохон: он целился из револьвера. Никто не успел Шевельнуться, как раздался выстрел и крик Хамрохон. Она упала на землю. Хабибуллин быстро выхватил из кармана револьвер и выстрелил в мужчину. Тот тоже упал.
Насим-джан закричал, как безумный, и склонился над Хамрохон, которая упала навзничь, держась за грудь. Опустившись на колени, он приподнял ее, положил ее голову себе на грудь.
Несчастная была еще жива. Почувствовав рядом с собой мужа, она приоткрыла глаза, слабо улыбнулась:
— Вы живы... милый, слава богу!
— Хамрохон, любимая моя! — кричал Насим-джан на всю улицу.— Из-за меня... Ради меня пожертвовала собой... Подожди... открой глаза!
Хамрохон хотела что-то сказать, но не смогла, закрыла глаза и утихла. Только в уголках ее губ показалась тонкая струйка крови.
— Хамрохон! Хамрохон! — повторял Насим-джан, осыпая поцелуями ее лицо.— Не уходи! Не уходи! Открой глаза! О люди! Помогите! Боже, какое несчастье!
Но Хамрохон уже ничего не слышала, жизнь покинула ее. Исполнилось ее желание: она увидела своего любимого живым, предупредила его, защитила от смерти... Улыбка, застывшая на помертвелых губах, говорила об этом.
Низамиддин вошел в свой дом и, сняв темные очки и каракулевую папаху, свободно вздохнул и сел на диван. В прихожей горела лампа, свет от которой немного освещал комнату. Только теперь Низамиддин понял, как неосторожно и глупо поступил, терзался, но было уже поздно. Тогда, на собрании своей группы, он взял на себя обязательство убрать Насим-джа-на и председателя ЧК, но не подумал, что надо согласовать с друзьями свои планы...
Правда, времени не было; Низамиддин не хотел упустить благоприятного случая. Но он не подумал о том, что не все может получиться, как он задумал. Он решил, что Бако-джан непременно убьет Насим-джана, а потом либо убежит, либо люди из ЧК бросятся в погоню и убьют его. Если же ему удастся скрыться, тайна будет сохранена. Но чекисты вовремя прибежали на место происшествия, а Бако-джан остался жив, пуля Хабибуллы только ранила его. Его подняли и унесли. Конечно, когда приведут его в чувство, начнутся допросы, Бако-джан сознается, расскажет все. Что же делать?..
Низамиддин встал, накинул на плечи тонкий халат из алачи и тихо вышел во двор. Во дворе никого не было видно. Старуха, которая охраняла дом и жила со своим внуком в каморке за суфой, кажется, уже спала, потушив свет. Не спал, наверное, только давний его слуга Камбар, живший на внешнем дворе.
Включив свой электрический фонарик, Низамиддин по дорожке прошел во внешний дворик, небольшой, но очень красивый, и увидел, что Камбар в самом деле не спал. Он в мехманхане работал при свече: чинил фаянсовую посуду, скрепляя разбитые части заклепками.
Низамиддин запер на засов калитку и вошел в мехманхану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91