— А что вы сделали? Подоспели, когда дело было сделано? Ну, молодцы! И никого из басмачей не поймали? Правда? Сколько человек? Хорошенько охраняйте их. Нет, в тюрьму пока не надо, держите их в милиции, утром я сам приеду и допрошу их. Будьте осторожны!
Положив трубку телефона, Низамиддин сладко потянулся.
Рано утром постучали в ворота. Камбар уж давно встал и подметал двор.
— Кто там? — спросил он.
— Ака Камбар, это я, откройте,— ответил кто-то снаружи. Услышав свое имя, Камбар понял, что стучит свой человек, без страха
открыл калитку и удивился, увидев за воротами совершенно незнакомого человека. Высокого роста, смуглолицый человек в кителе и в шароварах защитного цвета похож был на милиционера, только без оружия, в руках он держал кожаный портфель. Он быстро вошел во двор, сам запер ворота на засов, только потом поздоровался с Камбаром:
— Вы меня не знаете, ничего, я, как и вы, для назира-эфенди свой человек. Я принес ему из комитета срочное письмо. Скажите ему, что пришел Анарбай.
Удивленный Камбар потянул за веревку звонка во внутренний двор. Через несколько минут вышел заспанный назир-эфенди и, увидев Анарбая, тотчас узнал его.
— А, это вы? — сказал он, успокоившись.— Войдите!
Они прошли во внутренний двор и скрылись в комнате назира.
— Как дела ваши? — спросил гость, садясь на мягкий стул.
— Хорошо...— ответил Низамиддин, причесываясь перед зеркалом.
— Все спокойно? — переспросил гость.
— Все спокойно. Говорите! — отвечал Низамиддин, прикрыв дверь в прихожую.
Тогда Анарбай сказал вполголоса:
— Привет вам от председателя! Нехорошо у вас получилось, сказали. Вам теперь здесь оставаться нельзя — со всех сторон грозит опасность.
— А если примем меры? — спросил беспокойно Низамиддин. Гость посмотрел на него вопросительно и ничего не ответил.
— А если мы примем меры? — повторил, как бы советуясь, Низамиддин.— Меры, которые отдалят эту опасность? Неужели нет другого выхода?
— Мне кажется,— отвечал мужчина также вполголоса,— центр считает — другого выхода нет.
Но они не хотят вас потерять. Поэтому вы сегодня же выедете из Бухары в Каган — в командировку...
— Куда?
— К Асаду Махсуму.
Низамиддин с удивлением поглядел на гостя.
— Да, к Асаду Махсуму, в горы Байсуна! — повторил Анарбай и пояснил: — Дела у Махсума не очень хороши, будете ему помогать. В самое ближайшее время должен прибыть Энвер-паша. Тогда вы все объявитесь под его знаменем и вернетесь в Бухару с победой.
— А что будет здесь? Как быть с моими делами у Гулом-джана Махсума?
— Все ваши дела будут переданы друг ому человеку. Будьте спокойны! Вот вам мандат для командировки. Сегодня пораньше поедете на работу, передадите дела своему заместителю, скажете, что едете по срочному заданию ЦИК, и быстро выедете в Каган. Постарайтесь сделать вид, что ваша поездка секретная, чтоб никто, кроме вашего заместителя, не знал об этом.
— Ужасно! — сказал Низамиддин.— Неужели нет другого выхода?
— Вы дали в руки ЧК такого «языка», как Бако-джан, от него можно узнать многое.
В эту минуту зазвонил телефон. Низамиддин дрожащими от волнения руками поднял трубку и нарочито сонным голосом сказал «да», но, узнав знакомый голос на конце провода, успокоился, стал внимательно слушать, проговорил:
— Жаль, жаль, что Бако-джан унес с собой тайну. Ну да ладно, что поделаешь...
Он положил трубку и с усмешкой посмотрел на Анарбая:
— Ну, вот и все. Вопрос решен.
— Что случилось?
— Сегодня ночью нашему человеку удалось покончить с Бако-джаном. Бако-джан принял яд и скончался, не сказав ни слова. Это меняет все дело. Прошу вас, пойдите быстро к председателю, сообщите ему об этом, а потом позвоните мне и условными словами передайте, изменил ли председатель свое решение обо мне или нет
Анарбай в знак согласия кивнул головой и ушел.
Умывшись, Низамиддин размышлял. Бако-джан умер, что же теперь? Остаются Зухра и ее дочь. Но с ними дело проще. Их нужно убрать сегодня же, а то чекисты могут взять их... Такие свидетельницы могут доставить много хлопот... Сейчас главное — убрать этих женщин... Потом можно будет подумать о том, как быть дальше...
Пусть Гулом-джан, зять эмира и другие делают свое дело... Анарбай будет связывать их... А Низамиддин должен развить такую деятельность, чтобы ЧК и Центральный Комитет полностью ему доверяли. Хорошо бы поближе сойтись с Аминовым и Хайдаркулом, подружиться с ними. Аминова, пожалуй, хоть и трудновато, все же можно завлечь в свои сети, а с Хайдаркулом это не выйдет, он человек бывалый, знает людей.
Старик верно чувствует, что Низамиддин не может быть ему другом. Поэтому с ним надо держаться, как он сам, немного грубовато и прямо. Иногда надо угодить ему в чем-то, но казаться при этом равнодушным. Пожалуй, с ним можно кое-чего добиться — вот таким путем...
Не успел Низамиддин умыться, как пришла Зухра, плача и бранясь.
— Ну, ну, ну, что случилось, в чем дело? — спрашивал Низамиддин, делая вид, что ничего не знает.— Халима здорова ли?
— Хоть бы эта Халима умерла в детстве! — рыдала женщина, бросившись на диван.— Хоть бы она совсем не появлялась на свет! Из-за нее мой муж попал в тюрьму, из-за нее теперь ему грозит смерть!
— Что такое? Перестаньте плакать, говорите ясней!
— А то, что прошлой ночью он хотел отомстить Насим-джану и застрелил его жену — Оим Шо, а чекисты схватили его и увели. Неужели вы не знаете об этом?
— Я только под утро вернулся. К воротам Хазрат Имама подходили басмачи...
— Что же теперь будет? Что будет с Бако-джаном? — спрашивала женщина, не слушая, что говорит назир.
— Значит, он убил Оим Шо, жену Шсим-джана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91