Я перевел. Энвер принял приглашение, но с условием, чтобы я был там тоже.
Вот и пришлось пригласить и меня. Там уже собралось человек восемь поклонников тюркизма... Они хоть почти не умели говорить по-тюркски, подчеркивали, что их предки были тюрками. И они, мол, готовы сию минуту ринуться в бой, поднять восстание за тюркскую нацию, за ислам! Пыл этих молодых людей был несколько охлажден спокойным тоном старших участников этого сборища, да и самим Энвером, который сказал, что в таком важном деле нужно все глубоко обдумать, посоветоваться. Энвер только спросил, где сейчас находится Файзулла Ходжаев, и ему ответили, что уехал по делам в Карши и Керки.
«Я слышал это имя за границей, на Западе,— сказал Энвер.— О нем говорили как о зрелом и умном молодом человеке... Он из тюрков, из богатой семьи, получил хорошее образование. Я считал, что он может много сделать для укрепления и процветания тюркской нации... Но в Баку я узнал, что это не так. Он, оказывается, продал Москве и тюркскую нацию, и священную Бухару!»
«Да, да, да,— зашумели юноши,— он предатель, изменник!»
«Я думаю,— вмешался хозяин дома,— что неспроста ваше своевременное появление в Бухаре совпало с его отсутствием...»
«Мы не можем найти с ним общий язык! — воскликнул один из присутствующих на собрании.— Даже его родич Усманходжа-эфенди крайне недоволен им...»
«Значит, не надо посвящать его в наши дела»,— сказал Энвер.
«Его надо уничтожить!» — решительно заявил один из ретивых молодых людей.
«Мы собираемся это сделать»,— сказал хозяин дома, вопросительно глядя при этом на Энвера.
...Насим-джан горько усмехнулся и замолчал.
— М-да! — промолвил Карим.
— Эти сведения,— продолжал после минутной паузы Насим,— я передал нашему председателю. В ЧК, оказывается, о заговоре и подготовке террористического акта уже знали из других источников. Вот поэтому я и еду к Файзулле Ходжаеву. Дай бог успеть предупредить убийство!
— Конечно, хорошо, что послали вас, у вас такой опыт!..
— Да, опыт,— задумчиво, как бы что-то вспоминая, сказал Насим,— в тысяча девятьсот семнадцатом, когда началось широкое преследование джадидов, у меня не было никакого опыта, и все же удалось притворяться и благодаря этому спасти некоторых товарищей и себя от верной гибели.
— Каким образом?
— Знаешь что,— оживленно сказал Насим-джан,— давай сначала выпьем по пиале вина, его мне дал один хороший друг, еврей, Якуб-красилыцик...
Друзья выпили вина и закусили холодным мясом. Вино оказалось вкусным, и Насим начал рассказывать:
— Эмир объявил свой манифест, и джадиды, приветствуя его, подняли дикий шум. Из Самарканда приехал Бехбуди. Ты ведь его знал. Он был одним из главных в Самарканде, выпускал журнал «Ойна». Он решил бежать за границу... Но не тут-то было, сторонникам эмира удалось его задержать в Карши, где он и был убит. В честь его памяти Карши теперь называют городом Бехбуди. Как же развивались дальнейшие события? А вот как: в квартале Бозори Гул, в доме Халима Ашурова, собрались джадиды на совещание. Кто-то предложил в ознаменование поддержки манифеста эмира организовать демонстрацию. Разгорелись споры. Дальновидные люди не советовали делать этого, демонстрация может повредить революции, говорили они... Но легкомысленная молодежь настояла на своем, и демонстрация была организована...
На следующий же день у книжной лавки «Баракат» собралась уйма народу... Я был просто поражен. У хауза Девонбеги состоялся митинг. Забравшись на плоские крыши парикмахерских, ораторы произносили страстные речи, поздравляли народ со свободой, благодарили эмира за манифест, который, по их словам, провозгласил ее. В демонстрации, помимо джадидов, участвовали персы и бедняки евреи, лишенные в то время прав.
Демонстранты шли в сторону проезда Токи Саррофон. Там снова выступали ораторы, выкрикивали лозунги... После этого в квартале Говкушон к процессии присоединились еще многие. Таким образом собралось не меньше пяти-шести тысяч человек. После митинга отправились в квартал Гозиен...
Как известно, Хиёбон — самая широкая и длинная улица в Бухаре. Пока мы дошли до нее, собралось еще более двух тысяч человек, преимущественно бухарские персы и иранцы. На наши головы с крыш богатых домов сыпались конфеты, орехи и миндаль, звучали дойры, молодежь пела веселые песни... В одном многолюдном квартале была сооружена даже трибуна для ораторов. Кто-то хотел пригласить военных музыкантов эмира и под их бодрящую музыку, вслед за ними, выйти на Регистан.
— Глупцы! — воскликнул Карим.
— Да, глупость нашла там пристанище... Люди еще недостаточно разобрались в событиях, в многотысячной толпе не нашлось ни одного, кто бы сказал слово против эмира. Наоборот, на транспарантах, которые несли демонстранты, были начертаны слова благодарности эмиру за манифест, пожелания ему здоровья и долгих лет жизни.
Но вот совсем неожиданно распространился слух, что на Регистане собралось несколько тысяч мулл и учащихся медресе с дубинками, копьями, топорами... И еще триста пехотинцев и двести всадников поджидают демонстрантов...
Тут только я понял, как правы те, кто предупреждал, что затея с демонстрацией принесет лишь вред.
Взволнованные этой мрачной вестью, руководители этой демонстрации, спешно посовещавшись, решили разойтись по домам.
Что и было сделано.
Правда, после небольшой суматохи, руководители демонстрации решили послать к кушбеги трех своих представителей — Мирбобо Мухсин-заде, Атоуллоходжу и Юсуф-заде, чтобы они рассказали о миролюбивых целях демонстрантов. Вскоре пришла печальная весть:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91