Грайс отметил про себя, что, если б взгляды могли убивать, он и Сидз давно бы уже были на том свете.
Сидз внял ее немому призыву. До этого – с тех пор, как он косвенно обвинил Грайса в краже конфет, – у него был вид стороннего наблюдателя, а сейчас он выпрямился, деловито поставил на столик свой бокал, пристроил рядом с ним два других и принялся разливать оставшееся вино, с наигранным вниманием подбавляя несколько капель то в один бокал, то в другой, чтобы везде получилось поровну. За столиком воцарилось напряженное молчание, и Грайс подумал, что Сидз хочет посильнее разжечь его. любопытство.
– Салют, – сказал наконец Сидз, поднимая бокал, и Грайс невольно проникся важностью минуты, хотя сразу же понял Сидзову игру.
– В этом здании, – начал Сидз, подразумевая, очевидно, «Коварный Альбион», а не «Рюмочную», – противоборствуют две группировки: Мы и Они.
Засим последовала драматическая пауза – напыщенно драматическая, сказал бы Грайс. Он вдруг заметил, что Сидз совсем не похож на Джереми Торпа. Теперь он напомнил Грайсу того актера – его фамилия выскочила, конечно, у Грайса из головы, – который долгие годы играл роль назойливо любопытного соседа в многосерийной телекомедии про некоего господина, женившегося на подруге собственной дочери, а потом вдруг сыграл, совершенно сбив телезрителей с панталыку, главного героя в исторической трагедии «Мартин Лютер», Короче, занялся не своим, так сказать, делом…
Сидзу не удалось эффектно завершить драматическую паузу – ее почти сразу же заполнила Пам, чтобыуточнить его первые слова:
– Фактически даже не две, а три: Мы, Они и Остальные.
– Кто из нас будет рассказывать, – раздраженно спросил Сидз, – я или вы? – Саркастически усмехнувшись, Пам умолкла, и Сидз продолжил: – Они – это в основном начальники отделов, иначе говоря, посвященные. А мы – это горстка рядовых служащих, которые хотят узнать правду.
– Ну, а остальные, – вклинилась Пам, – это большинство альбионцев, не замечающих или, верней, не желающих замечать ничего странного, пока им в протянутые ладошки ежемесячно вкладывают их жалованье.
Грайс, если б ему предоставили выбор, без колебаний стал бы одним из Остальных. Но его насильственно присоединили к ищущим правду.
– А скажите, – спросил он, воспользовавшись разъяренным молчанием Сидза, – в какую группу вы зачислите нашего общего друга Лукаса?
Обращаясь к Пам, он глянул украдкой на Сидза, чтобы увидеть его реакцию – и увидел непроницаемо-каменное лицо, что тоже говорило о многом. Известно ведь, что молчаливая собака куда опасней пустолайки.
– Лукас, разумеется, один из Них, причем он занимает очень высокое положение в этой группировке. А почему вы спрашиваете?
– Да он задавал мне довольно странные вопросы, когда я пришел к нему на собеседование. Ему, по-моему, важно было определить тип моей личности, а не Степень профессиональной подготовленности.
– Правильно. Он хотел убедиться, что вы человек пассивный.
– В самом деле? А тогда как же вы-то прошли это собеседование? – Грайс, хоть убей его, не понимал, зачем он отпускает ей комплименты – даром, что они были, как он надеялся, весьма язвительными, – если она-то беззастенчиво говорит ему пакости. Однако ее благодарная полуулыбка отозвалась у него в сердце бурной радостью.
Ну ладно, он, положим, пассивный. А Сидз? Если Лукас принадлежит к Ним, а Сидз к Нам – Грайс волей-неволей стал считать себя одним из Нас, – впрочем, принадлежит ли?..
Сидз, казалось, прочитал – и, между прочим, не первый уже раз – мысли Грайса. Сейчас, правда, этому удивляться не приходилось, потому что он, вполне вероятно, прослышал об инциденте с Лукасовым телефонным звонком.
– Лукаса следует, пожалуй, назвать агентом-провокатором, – сказал Сидз, – хотя мне вовсе не хочется драматизировать обстановку. Узнав, что вы из Наших, он, я думаю, сделает попытку втереться к вам в доверие и, может быть, даже расскажет что-нибудь интересное про «Альбион». Он уже так делал. Но будьте настороже. Все, что он услышит от вас, обязательно станет известно.
При желании можно было считать, что Грайс получил ответ. Так и будем пока считать, решил он. Но теперь у него появился еще один вопрос.
– Вы вот сказали, «обязательно станет известно». А кому?
– Если б мы это знали, – отозвался Сидз и демонстративно нажал на кнопку своих электронно-цифровых часов, – то не сидели бы сейчас тут, понимая, что наш ужин перестаивается в духовке. Мой по крайней мере определенно перестоялся.
С этими словами Сидз встал, осушил свой бокал и посмотрел на Пам, предлагая ей взглядом сделать то же самое.
– Я немного задержусь, – откликнулась она. Грайс не понял, значило ли это, что ей хочется поговорить с ним наедине или она просто предлагает Сидзу выйти из «Рюмочной» порознь. Так или иначе, но он все равно обрадовался: пусть она даже опять начнет насмехаться над ним, зато от Сидза-то они избавятся. Он закажет еще вина и наплетет потом жене, что не мог дождаться поезда, – живем-то мы в конце концов один раз!
Сидз тем временем задал ему какой-то вопрос. Кажется, он спросил: «Так с нами вы или нет? Решайтесь и держите язык за зубами». Надо было что-то ответить.
– Будьте уверены, – решительно и как можно активней сказал Грайс. Видимо, он попал в точку, потому что Сидз удовлетворенно кивнул.
– Мы свяжемся с вами. – «Драматизировать обстановку» ему, стало быть, не хотелось, но от его последней реплики здорово разило мелодрамой. А впрочем, бог с ним: реплика-то была именно последней, и после нее он сразу ушел.
Грайс и Пам посидели сначала молча: он – скованно-смущенный, она – успокоенно-довольная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95