ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Они все понимали, а зачастую понимали даже непонятное, отгадывая своим чутьем. Как отлично знали они, когда нужно собрать все силы и мчаться во весь опор вперед, навстречу пулям! Как трогательно они умирали, сраженные в бою!
Отряд Котовского рос.
На абрикосовых деревьях осыпался нежно-розовый цвет. Вечерами роса ложилась на густые пахучие травы. В камышах звенели комары.
В строгом порядке, по-военному, с сигналами горниста, с важной серьезностью кашеваров, с четким и нерушимым распорядком дня жили эти выносливые, непритязательные люди.
Кони в отряде разномастные, да и то не у всех. А откуда взять обмундирование? Оружие? Белогвардейские полчища одевали, снаряжали, обвешивали оружием иностранцы. Но правда была на стороне плохо одетых, вынужденных беречь каждый патрон красноармейцев. Сапоги в те времена были заветной мечтой кавалериста. Кожаная тужурка казалась сказкой, мифом, несбыточным желанием. А уж если обзавелся конник сапогами, он делал адскую смесь из молока с сажей, для блеска прибавлял сахару... Летом, бывало, мухи облепляли эти сладкие сапоги. Но слов нет - сапоги блестели!
Котовский был живописен. А если разобраться, в чем он был одет? Красная фуражка сшита из материала, каким обивают диваны. Лампасы - те выкроены из рясы. Вот и все его щегольство.
Простая, суровая была жизнь. Вместе рубились, вместе ходили за конями, вместе отдыхали.
Котовский был требователен к другим и требователен к себе. Любил он этих бесхитростных людей. Любил и знал, что в любую минуту может потерять каждого. Знал это и берег, считая, что на войне лучший способ уберечься это не дать уберечься врагу.
5
- Хороший у тебя конь, Няга! - сказал как-то Котовский, любуясь Мальчиком. - По всем статьям хороший конь!
Няга выжидательно молчал: куда ведет речь командир?
- Плохо, что у нас многие совсем без коней. И так это меня тревожит! Плохо без коней, Няга!
- Если водятся кони у врага, - ответил Няга, - значит, еще полбеды, значит, есть где их взять.
И Няга хитро сверкнул своими черными, жгучими глазами.
- Я понял тебя, Няга. Сколько дать тебе людей?
- Много людей - трудно передвигаться. Мало людей - трудно пригнать коней.
- Если есть люди у врага, - ответил в тон ему Котовский, - значит, еще полбеды, значит, есть где их взять!
Няга засмеялся и в ту же ночь с десятью лазутчиками переплыл Днестр, ловко миновал вражеские посты и забрался вглубь километров на пятнадцать.
- Здесь, - сказал он наконец запыхавшимся смельчакам. - Это и есть конные заводы. Тут и мой Мальчик когда-то стоял на привязи.
Удачно они проникли к конюшням и вдруг напоролись на какого-то человека. Что делать? Еще бы какая-то секунда - и распростился бы он с этим лучшим из миров... Но вдруг Няга окликнул:
- Георгий Граку, не вспомнишь ли ты Нягу, которого угощал папиросами в порту в Измаиле?
- В самом деле, это ты! Какие ветры принесли тебя, да еще в такую пору?
- Если хочешь узнать об этом, сядем на коней и отправимся вместе, а то Котовский заждался нас и беспокоится.
- Но я не вижу коней, Няга.
- Нехорошо, Георгий! Не к лицу старой кобыле хвостом вертеть! Как не видишь коней? А сколько их в конюшнях?!
Обратный путь уже совершали не десятеро, а целых два десятка всадников, потому что Георгий Граку не только сам сел на коня, но и уговорил всех молодых конюхов уйти к Котовскому. Они ведь давно шептались между собой, давно сговаривались.
И вот они скакали по глухим, спящим дорогам. Они угнали за Днестр с полсотни коней. И каких! Конюхи с гордостью приводили их родословные, перечисляли их рекорды, призы, показывали аттестаты, отмечали статьи: развитие мускулатуры, крепость сухожилий, удлиненность бабок... Тут были кони всех мастей: и серые в гречке, и соловые, и игрение, и каждым конем можно было залюбоваться.
Весь отряд был взволнован. Несколько дней только и разговору было, что об этих конях. Когда Котовский посадил на них лучших и достойных, все поняли, что именно их, этих славных коней, не хватало для вящей славы и гордости отряда. И Котовский сказал:
- Дорогие друзья мои! Берегите коней! Любите их, лелейте их, а они отплатят вам сторицею, и придет время - сберегут вас в бою!
Как пахла трава в эти июньские полдни! Как дышали горячей грудью степные просторы! На солнцепеке раскалялась земля, горячий ветер поднимал пыль на далекой дороге. Степь пела, стрекотала, а сады замирали в истоме. Небо полыхало и вскипало пеной облаков.
Кони стояли понуро и обмахивались хвостами, отгоняя слепней, садившихся на живот. Мошкара лезла в глаза, заставляла непрерывно мотать головой.
И люди тоже томились. Все искали тени. Кто спал, раскинув в стороны руки и ноги, кто занимался починкой.
Бессарабцы напевали вполголоса, вспоминая о родине, о тихом Пруте, о кислой брынзе, о волах, тянувших бороны, об отарах глазастых овец, длинношерстых, пугливых. Еще они пели о тоске, которая сжимает их сердце, о такой близкой и такой далекой родине:
Дни ли длинные настали,
Провожу я их в печали.
Дни ли снова коротки,
Сохну, чахну от тоски.
Услышав знакомый напев и напомнившие далекие годы слова невеселой песни, Котовский подошел поближе, уселся вместе с конниками на завалинке. Ведь эту самую песню пела Мариула! Это было в Кокорозене, когда он учился в сельскохозяйственной школе...
- Хорошая песня! - вздохнул Котовский. - А ну-ка, споем еще раз! - и стал тоже подтягивать.
И снова полились протяжные звуки молдавской дойны.
Кончилась дойна. Но все сидели и слушали, как плещет волна, как шумит камыш, как перекликаются птицы. Была удивительная тишина. Медленно плыли по небу перистые облака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209
Отряд Котовского рос.
На абрикосовых деревьях осыпался нежно-розовый цвет. Вечерами роса ложилась на густые пахучие травы. В камышах звенели комары.
В строгом порядке, по-военному, с сигналами горниста, с важной серьезностью кашеваров, с четким и нерушимым распорядком дня жили эти выносливые, непритязательные люди.
Кони в отряде разномастные, да и то не у всех. А откуда взять обмундирование? Оружие? Белогвардейские полчища одевали, снаряжали, обвешивали оружием иностранцы. Но правда была на стороне плохо одетых, вынужденных беречь каждый патрон красноармейцев. Сапоги в те времена были заветной мечтой кавалериста. Кожаная тужурка казалась сказкой, мифом, несбыточным желанием. А уж если обзавелся конник сапогами, он делал адскую смесь из молока с сажей, для блеска прибавлял сахару... Летом, бывало, мухи облепляли эти сладкие сапоги. Но слов нет - сапоги блестели!
Котовский был живописен. А если разобраться, в чем он был одет? Красная фуражка сшита из материала, каким обивают диваны. Лампасы - те выкроены из рясы. Вот и все его щегольство.
Простая, суровая была жизнь. Вместе рубились, вместе ходили за конями, вместе отдыхали.
Котовский был требователен к другим и требователен к себе. Любил он этих бесхитростных людей. Любил и знал, что в любую минуту может потерять каждого. Знал это и берег, считая, что на войне лучший способ уберечься это не дать уберечься врагу.
5
- Хороший у тебя конь, Няга! - сказал как-то Котовский, любуясь Мальчиком. - По всем статьям хороший конь!
Няга выжидательно молчал: куда ведет речь командир?
- Плохо, что у нас многие совсем без коней. И так это меня тревожит! Плохо без коней, Няга!
- Если водятся кони у врага, - ответил Няга, - значит, еще полбеды, значит, есть где их взять.
И Няга хитро сверкнул своими черными, жгучими глазами.
- Я понял тебя, Няга. Сколько дать тебе людей?
- Много людей - трудно передвигаться. Мало людей - трудно пригнать коней.
- Если есть люди у врага, - ответил в тон ему Котовский, - значит, еще полбеды, значит, есть где их взять!
Няга засмеялся и в ту же ночь с десятью лазутчиками переплыл Днестр, ловко миновал вражеские посты и забрался вглубь километров на пятнадцать.
- Здесь, - сказал он наконец запыхавшимся смельчакам. - Это и есть конные заводы. Тут и мой Мальчик когда-то стоял на привязи.
Удачно они проникли к конюшням и вдруг напоролись на какого-то человека. Что делать? Еще бы какая-то секунда - и распростился бы он с этим лучшим из миров... Но вдруг Няга окликнул:
- Георгий Граку, не вспомнишь ли ты Нягу, которого угощал папиросами в порту в Измаиле?
- В самом деле, это ты! Какие ветры принесли тебя, да еще в такую пору?
- Если хочешь узнать об этом, сядем на коней и отправимся вместе, а то Котовский заждался нас и беспокоится.
- Но я не вижу коней, Няга.
- Нехорошо, Георгий! Не к лицу старой кобыле хвостом вертеть! Как не видишь коней? А сколько их в конюшнях?!
Обратный путь уже совершали не десятеро, а целых два десятка всадников, потому что Георгий Граку не только сам сел на коня, но и уговорил всех молодых конюхов уйти к Котовскому. Они ведь давно шептались между собой, давно сговаривались.
И вот они скакали по глухим, спящим дорогам. Они угнали за Днестр с полсотни коней. И каких! Конюхи с гордостью приводили их родословные, перечисляли их рекорды, призы, показывали аттестаты, отмечали статьи: развитие мускулатуры, крепость сухожилий, удлиненность бабок... Тут были кони всех мастей: и серые в гречке, и соловые, и игрение, и каждым конем можно было залюбоваться.
Весь отряд был взволнован. Несколько дней только и разговору было, что об этих конях. Когда Котовский посадил на них лучших и достойных, все поняли, что именно их, этих славных коней, не хватало для вящей славы и гордости отряда. И Котовский сказал:
- Дорогие друзья мои! Берегите коней! Любите их, лелейте их, а они отплатят вам сторицею, и придет время - сберегут вас в бою!
Как пахла трава в эти июньские полдни! Как дышали горячей грудью степные просторы! На солнцепеке раскалялась земля, горячий ветер поднимал пыль на далекой дороге. Степь пела, стрекотала, а сады замирали в истоме. Небо полыхало и вскипало пеной облаков.
Кони стояли понуро и обмахивались хвостами, отгоняя слепней, садившихся на живот. Мошкара лезла в глаза, заставляла непрерывно мотать головой.
И люди тоже томились. Все искали тени. Кто спал, раскинув в стороны руки и ноги, кто занимался починкой.
Бессарабцы напевали вполголоса, вспоминая о родине, о тихом Пруте, о кислой брынзе, о волах, тянувших бороны, об отарах глазастых овец, длинношерстых, пугливых. Еще они пели о тоске, которая сжимает их сердце, о такой близкой и такой далекой родине:
Дни ли длинные настали,
Провожу я их в печали.
Дни ли снова коротки,
Сохну, чахну от тоски.
Услышав знакомый напев и напомнившие далекие годы слова невеселой песни, Котовский подошел поближе, уселся вместе с конниками на завалинке. Ведь эту самую песню пела Мариула! Это было в Кокорозене, когда он учился в сельскохозяйственной школе...
- Хорошая песня! - вздохнул Котовский. - А ну-ка, споем еще раз! - и стал тоже подтягивать.
И снова полились протяжные звуки молдавской дойны.
Кончилась дойна. Но все сидели и слушали, как плещет волна, как шумит камыш, как перекликаются птицы. Была удивительная тишина. Медленно плыли по небу перистые облака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209