– Узнаю моего мужа! – радостно всплеснула руками Полина Карповна, еще не веря собственным глазам и ушам.
– А я вот пло-хо приз-наю всех, за-па-мя-товал.
– Папочка, я Зина, твоя дочка! Ты не узнал меня? – Зина поцеловала руку отца и нежно поднесла её к своему лицу. – Ведь ты так десять лет пролежал!
– Боже! – Боровицкий прикрыл глаза. – Не по-нять мне сей-час, не оси-лю.
Ефрем Нестерович некоторое время находился с закрытыми глазами. Слюна тонкой струйкой стекала по уголку искривленного рта. Жена, дочь, прислуга замерли вокруг постели в благоговейном молчании, переживая чудо, свершившееся на их глазах.
– Анатолий где? – вдруг резко и уже почти членораздельно спросил полковник.
Все вздрогнули. Полина Карповна подскочила, всплеснула руками и приготовилась стенать.
– Он уехал, папенька. Далеко уехал, за границу, по службе. Не скоро будет, – вдруг выпалила Зина.
– А! Стало быть, дела его хорошо? Остепенился? Человеком стал? Где жена его? – приободрился полковник.
– Дома, с детками, – пролепетала Полина Карповна, не зная, что дальше врать.
– Стало быть, и внуки есть! Славно! Видеть их хочу всех, прикажите, пусть тотчас же будут. Не всякий раз дед с того света возвращается! Да еще, может, и ненадолго!
Полковник заулыбался и снова устало прикрыл глаза. Полина Карповна, сама не своя от случившегося, вытолкала дочь в соседнюю комнату.
– Вот чудо! Чудо! Помогли мои молитвы! – она замахала руками, как наседка крыльями.
– Да не молитвы ваши, а шишка на лбу! Знали бы, что такой способ лечения есть, так давно бы надо было его об пол стукнуть, – воскликнула Зина.
– Ну уж, не знаю, – с сомнением протянула Боровицкая.
– Только что мы теперь ему о Толеньке-то скажем?
– Ничего не скажем, пусть пока не знает, а то ему опять плохо сделается. Ну а если все опять вернется к прежнему, так и зачем его расстраивать? Пусть остается в неведении. И Таисию предупредим, и детей, чтобы не говорили лишнего дедушке, не беспокоили его, – уверенным голосом произнесла Зина. Мать покачала головой, но спорить не стала.
Таисия Семеновна соскочила с извозчика и почти бегом поднялась в квартиру Боровицких. Она с трудом поняла, что ей нетвердой рукой написала свекровь в записке, принесенной посыльным. Не верилось, что после стольких лет к парализованному могла вернуться речь и сознание! Она почти не знала свекра, не успела его узнать до болезни и понять. Для неё он был неведом. Неподвижно лежащий парализованный человек. Что ж, Господь распорядился своеобразно. Отобрал сына, вернул семье отца. Её предупредили, чтобы она не проговорилась о смерти Анатолия.
Молодая женщина с волнением нажала на звонок и подняла траурную вуаль. Её впустила горничная. При виде молодой барыни горничная заохала и принялась взахлеб рассказывать подробности чудесного исцеления хозяина.
– Голый, скользкий, вот и выронили его. Выронили, а он возьми да и лбом об пол! Да как закричит, заругается!
– Надо же! Прямо чудеса! – Таисия с недоверием покачала головой и постучалась. Она приготовилась вежливо улыбаться и радоваться вместе со всеми, снисходительно выслушивать лепет больного старика.
Кабы знать иногда, к чему могут привести речи иных людей!
Взор Ефрема Нестеровича при виде вошедшей выразил необычайное изумление. Он нахмурил лоб, скривился. Слабые руки беспомощно задвигались по одеялу.
– Что ты, Ефрем Нестерович? – испугалась Полина Карповна.
– Папа, ты не только меня не узнал, но и Таисию, жену Толеньки, – проворковала Зина.
– Та-иси-ю уз-нал, – от волнения старик снова стал говорить с трудом. – А где же пре-жня-я жена? Уме-рла, или Ана-толий развелся с ней?
– Какая жена? – звонким от изумления голосом вскрикнула Таисия, которая даже еще и не успела присесть, так и стояла около кровати больного.
– Не пом-ню, как зва-ли… цветок… Горни-чная… Где она, куда поде-ва-лась?
– Розалия?! – ахнули в один голос Полина Карповна и Зина.
– Какая жена? Что вы все такое несете! – Таисия с силой тряхнула спинку кровати полковника.
Зина в ужасе схватилась за голову, а Полина Карповна, прикрыв рот рукой, смотрела на мужа и думала:
«Лучше бы ты оставался бревном бессловесным!»
Глава двадцать четвертая
Желтовскому казалось, что прошла вечность с того момента, когда следователь заявил, что сейчас ему предстоит увидеть Розалию. Наконец он услышал шаги за дверью. Не было десяти лет, не было суетной жизни в Петербурге, адвокатской практики, Матильды, не было ничего. Только чувство, его чувство, его любовь, которая не умерла и по-прежнему заявляла о себе сильными толчками в груди. Его сердце билось с такой силой, что, казалось, и Сердюков, сидящий рядом за своим столом, должен слышать его биение. Скрипнула дверь. Знакомый шелест платья, легкая походка, тонкий изогнутый стан, до боли знакомая фигурка…
– Сударь! – Сердюков тронул его за плечо. – Сударь!
Желтовский передернул плечами. Видение исчезло. Перед ним стояла странная незнакомая женщина с ужасным уродливым горбом на спине. Голова её была опущена на грудь, половину лица закрывал темный платок. Сергей замер в изумлении.
– Вы узнаете эту женщину? – спросил его полицейский.
– Нет! Слышите, нет! – Желтовский разочарованно откинулся на стуле.
Внутри него все дрожало от пережитого напряжения. Кто мог подумать, что это уродливое существо могло уподобиться его богине? И как это глупой Зине могло прийти подобное в голову!
– Подойдите ближе, – Сердюков поманил к себе подозреваемую. – Отвечайте на вопросы. Как вас звать? Ваш возраст?
– Лия Гирей, тридцати трех лет, – негромко ответила женщина.
Желтовский превратился в слух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66