Что станут говорить об адвокате, который сам нарушает законы божеские и человеческие? Что станет с вашей безупречной репутацией?
С этими словами черные фигуры, как стая ворон, разом поднялись со своих мест и удалились прочь. Желтовский рухнул в кресло и схватился за голову.
Глава двадцать седьмая
Полина Карповна вся дрожала от страха и волнения. Она с трудом совладала с собой, и Зине приходилось постоянно держать мать за руку и уговаривать её быть спокойней. Сердюков принял их в своем обшарпанном кабинете.
– Сударыня, – обратился он как можно мягче к Боровицкой. – Не волнуйтесь так, прошу вас. Я буду рядом. А вот вам, Зинаида Ефремовна, придется некоторое время побыть в другой комнате.
– Нет, я не могу оставить маман одну в таком состоянии, – бурно запротестовала Зина.
– Прошу вас, не упорствуйте, вы только усложняете дело. Полина Карповна сама должна понять, кто перед нею, без вашей подсказки. И не волнуйтесь, я буду рядом, и если госпоже Боровицкой понадобиться помощь, она тотчас же будет оказана.
Зина с величайшем раздражением покинула кабинет следователя. Боровицкая напряглась и сжалась в комок. Она верила Зине безоговорочно и почти не сомневалась, что увидит свою бывшую гувернантку. Ей снова придется лгать. Что ж, теперь ради внуков. Видимо, такова её участь. Гореть ей в адском пламени!
Привели убийцу. Боровицкая поглядела на вошедшую и не смогла сдержать облегченного вздоха. Ну какая же это Розалия! И чего это нашло на Зину, на солнце, что ли, перегрелась, как она могла в этой скрюченной женщине узреть прелестную, стройную гувернантку?
– Так-с, стало быть, не узнаете? – переспросил следователь.
– Нет, конечно, нет, не узнаю. Я не знаю этой женщины, я вижу её в первый раз, – Полина Карповна даже рассмеялась.
Подозреваемая подняла голову и вдруг произнесла низким глубоким голосом:
– А как здоровье Ефрема Нестеровича?
– Благодарствуйте, лучше, – все еще улыбаясь, ответила Боровицкая.
– А дачу около Иматранкоски вы, наверное, уже продали или по-прежнему выезжаете на лето? – невзначай спросила подозреваемая.
– Заложена, перезаложена… – начала было отвечать Полина Карповна, да осеклась, и так и осталась сидеть с открытым ртом.
Собеседница усмехнулась и поглядела в сторону следователя. Сердюков сам чуть не подпрыгнул на стуле.
– Госпожа Боровицкая, прошу вас еще раз внимательно посмотреть и ответить мне, знаете ли вы эту женщину?
– Господи же ты, боже мой! – вскричала истерическим голосом Полина Карповна. – Откуда она все знает о нас?
– Согласитесь, что, если бы она не была Киреевой, вряд ли могла знать такие подробности жизни вашего семейства, – резонно заметил полицейский.
– Подслушала случайно разговор семейный между супругами, детьми в лечебнице, – нашлась Боровицкая.
– Ничего не бывает случайного на свете, – глухим голосом произнесла горбунья и протянула Боровицкой сжатую ладонь. Та отпрянула, Сердюков соскочил со стула и устремился вперед.
На ладони Лии Гирей поблескивали бриллиантовые серьги, плата за молчание Александре Желтовской, плата за унижение Розалии Киреевой. Боровицкая сразу узнала свои бывшие фамильные драгоценности, и лицо её стало серым. Лицо Сердюкова тоже приняло выражение крайнего недоумения и озадаченности. Как арестантка могла сохранить при себе такие ценности? Все её вещи он лично перетряс, не говоря уже о надзирателях?
Когда он снова бросил взгляд на раскрытую ладонь, там уже ничего не было. Полина Карповна хлопала глазами и не могла понять, привиделось ли ей это или бриллианты действительно только что мерцали перед нею? Горбунья сложила руки на коленях и молча уставилась в пол.
«Надо бы еще раз хорошенько обыскать её», – решил про себя следователь, но какое-то странное внутреннее чувство уже заранее подсказывало ему, что он не найдет драгоценностей у арестованной.
– Так что скажете, госпожа Боровицкая, признаете ли вы в этой женщине бывшую гувернантку вашей семьи Розалию Кирееву?
– Не знаю, я не знаю, – еле слышным голосом пролепетала Полина Карповна.
Помолчала и вдруг заговорила с нарастающим напряжением в голосе, с ненавистью глядя на арестованную:
– Значит это ты, ты, змея подколодная, убила моего ненаглядного сыночка? Ты, ненавистная! Втерлась в наш дом, сманила его, соблазнила, сгубила, проклятая! На виселицу тебя! Узнаю, узнаю тебя и проклинаю! Гроб для тебя своими руками приготовлю!
– Это будет нелегко, – пожала плечами горбунья. – Для моей фигуры надо особую мерку снимать.
Она усмехнулась. Сердюков не верил собственным ушам и подивился её самообладанию и язвительной иронии, невесть откуда взявшейся. На его глазах жалкая горбунья девица Гирей становилась совершенно другим человеком! Полина же Карповна уже ничего не понимала вокруг и продолжала голосить:
– Так тебя в землю и зароют, как собаку! В огне адском будешь гореть! Анатолий, сыночек мой ненаглядный! – она запричитала, закричала, забилась в истерике. Полицейский поспешил налить свидетельнице стакан воды и распорядился увести арестантку.
На следующий день к Сердюкову явилась рассерженная Зинаида и вручила ему письмо.
– Константин Митрофанович, вы должны учесть, что моя мать в её нынешнем состоянии вряд ли понимала ясно, что происходит. Горе помутило её разум, она была так расстроена, что не отдавала отчета в своих действиях. Нынче поутру она немного успокоилась и написала вам о том, что, безусловно, не признает в этой женщине нашей гувернантки Киреевой. Я же, в свою очередь, также должна признаться вам, что теперь тоже имею очень большие сомнения на этот счет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66