Дейст
вительно, она разве что не предложила себя на обед.
Ч Спасибо за угощение, Ч Рисковый похлопал себя по животу. Ч Теперь см
огу сказать, что Чен-Ман угостил меня ленчем. Думаю, эти «Орешки» будут са
мыми дорогими пирожными, которые я когда-либо ел.
Ч Это всего лишь ленч. Ты мне ничего не должен. Как я и говорил, не получитс
я, так не получится. Райнерд Ч моя проблема, не твоя.
Ч Да, но ты меня заинтриговал. Ты флиртуешь лучше официантки.
Несмотря на мрачные мысли, Этан широко улыбнулся.
Ветер внезапно изменил направление, швырнул воду в окна.
За поливаемым, как из брандспойта, стеклом пешеходы и проезжающие автомо
били начали расплываться и таять, словно в беспламенном огне Армагеддон
а, в холокосте серной кислоты.
Ч Если у него в руке будет пакет картофельных или кукурузных чипсов, что
-то в этом роде, учти, в нем может оказаться и не еда.
Ч Это и есть его паранойя? Ты говорил, что он не расстается с оружием.
Ч Это то, что я слышал. Пистолет может быть в пакете из-под чипсов, в друго
м месте, где он может схватить его, а ты не догадаешься, что он делает.
Рисковый молча смотрел на Этана.
Ч Возможно, это «глок» калибра девять миллиметров, Ч добавил тот.
Ч У него есть и атомная бомба?
Ч Об этом не знаю.
Ч Наверное, держит ее в коробке из-под кукурузных хлопьев.
Ч Возьми с собой пригоршню «Орешков», и ты справишься с кем угодно.
Ч Да, конечно. Если бросить такой «Орешек», можно раскроить парню голову.

Ч А потом съесть орудие убийства. Официантка вернулась с кредитной кар
точкой и счетом. Пока Этан добавлял чаевые и расписывался, Рисковый даже
не посмотрел на женщину, как будто забыл о ее существовании.
Дождь барабанил по стеклу, пронизывающий ветер что-то рисовал на нем вод
ой.
Ч Похоже, там холодно, Ч заметил Рисковый.
Этан именно об этом и думал.

Глава 11

В дождевике и сапогах, в тех же джинсах и свитере, что и раньше, сидя за руле
м серебристого «БМВ», Корки Лапута едва мог пошевелиться, словно на нем б
ыла тяжелая и сковывающая движения шуба.
Хотя рубашку он застегнул не до самого верха, злость распирала горло, и ка
залось, что он запихнул свою шестнадцатидюймовую шею в пятнадцатидюймо
вый воротник.
Ему хотелось поехать в Западный Голливуд и убить Райнерда.
Такие импульсы, естественно, следовало подавлять. Пусть он и мечтал ввер
гнуть общество в беззаконный хаос, из которого поднялся бы новый мир, зак
оны, запрещающие убийство, пока еще действовали. Мало того, их нарушение к
аралось.
Корки был революционером, но не мучеником.
Он осознавал необходимость соблюдения баланса между радикальными дейс
твиями и терпением.
Признавал существование границ анархической ярости.
Чтобы успокоиться, съел шоколадный батончик.
Наперекор утверждениям медицины, как продажной, обуянной жадностью зап
адной, так и претендующей на духовность восточной, очищенный сахар не пр
ибавлял Корки энергии. Наоборот, успокаивал.
Очень старые люди, нервы которых основательно потрепало как самой жизнь
ю, так и разочарованиями, принесенными ею, давно знали об успокаивающем э
ффекте избытка сахара. Чем дальше уплывала возможность реализации наде
жд и грез, тем большую роль в их диете играло мороженое, поглощаемое кварт
ами, пирожные с кремом, которые покупались большими коробками, и шоколад
в самых различных видах, плитки, конфеты, фигурки.
В последние годы своей жизни его мать села на иглу мороженого. Ела его на з
автрак, обед и ужин. Ела большущими стаканами из вощеной бумаги, огромным
и пластиковыми контейнерами.
Съеденного ею мороженого с лихвой хватило бы для того, чтобы забить холе
стериновыми бляшками артериальную систему, протянувшуюся от Калифорни
и до Луны. Какое-то время Корки думал, что родительница придумала новый сп
особ покончить жизнь самоубийством.
Но вместо того, чтобы довести себя до обширного инфаркта, мать становила
сь здоровее и здоровее. У нее заметно улучшился цвет лица, ярко заблестел
и глаза, чего не было даже в молодости.
Галлоны и баррели «Шоколадно-мятного безумия», «Орехово-шоколадной фан
тазии», «Кленово-ореховой радости» и десятков других сортов мороженого
, похоже, заставили пойти в обратную сторону ее биологические часы.
И он начал подозревать, что мать нашла ключ к бессмертию для уникального
обмена веществ своего организма: молочный жир. Поэтому Корки ее убил.
Если бы она согласилась при жизни поделиться с ним своими деньгами, он бы
позволил ей жить. Он-то жадностью не отличался.
Она же не верила ни в щедрость, ни даже в родительскую ответственность. И п
левать хотела на его благополучие, на его потребности. Он даже склонялся
к мысли, что со временем она просто вычеркнет его из завещания и оставит н
а бобах, только потому, что такое деяние доставило бы ей удовольствие.
В свое время мать была университетским профессором экономики и специал
изировалась на экономических моделях Маркса и факультетских интригах.

Она свято верила в праведность зависти и силу ненависти. Когда время док
азало ее неправоту, она не отказалась от постулатов своей веры, но замени
ла их мороженым.
Корки не испытывал ненависти к матери. Он ни к кому не испытывал ненавист
и.
И никому не завидовал.
Убедившись, что эти боги подвели мать, он отверг их обоих. Не хотел коротат
ь старость без душевного покоя, зато с любимым сортом кокосового морожен
ого.
Четырьмя годами раньше он нанес ей тайный визит с намерением быстро и ми
лосердно удушить подушкой во сне, но вместо этого забил до смерти каминн
ой кочергой, словно начала историю Энн Тайлер в своем ироничном стиле, а з
аканчивал Норман Майлер с его неистовостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27