— Так. И дальше что?
— Звонили соседи. Он успел здорово ее поколотить. Она без сознания. Нуждается в медицинской помощи. И там еще одна. Тоже проститутка, тоже там работает.
— Избита?
— Да вроде нет. Он, видать, не успел.
Эверт Гренс молча стоял рядом, пока Свен разговаривал с этим идиотом на страже лифта. Но теперь он не сдержался:
— Час! Так что вы тут стоите? Ждете продолжения?
— Нам туда нельзя. В квартиру. Ждем представителей Литвы.
— Да что ты тут несешь? Там человека избивают — заходить надо, к чертовой матери, и все тут!
Эверту Гренсу было трудно дышать. Ступеньки высокие, да семь этажей… По-хорошему, надо было бы, конечно, поехать на лифте, но тот кретин внизу так его разозлил, что не до лифта стало. Чем выше он поднимался, тем слышнее становились голоса. О чем-то спорили. На шестом этаже стоял врач со «скорой» и два санитара. Он коротко кивнул им, получил в ответ такие же короткие кивки и, не останавливаясь, достиг наконец седьмого этажа.
Он тяжело дышал, но, заметив уголком глаза, как легко его догоняет Свен, понял, что не сможет сейчас сдаться, и с трудом продолжал двигать онемевшими ногами.
На верхнем этаже дома было четыре двери. В одной зияла здоровенная дыра — вероятно, проломленная чем-то тяжелым. Снаружи ждали три полицейских в форме, с которыми он раньше вроде не встречался, а за ними мелькнуло знакомое лицо — Бенгт Нордвалль. Он был в гражданском, так же как и сам Эверт Гренс и Свен Сундквист. И суток не прошло с тех пор, как они виделись в последний раз — тем чертовски дождливым утром в садике, в гостях у счастливого семейства. Эверт завтракал там, окруженный вниманием и заботой. По службе теперь они встречались редко, поэтому он взглянул на друга с неприятным удивлением:
— А ты что здесь делаешь?
Они, как всегда, поприветствовали друг друга коротким рукопожатием.
— Из-за русского. Парень там внутри ни по-каковски больше не разговаривает.
Бенгт Нордвалль был один из немногих стокгольмских полицейских, владевших русским языком. Он сухо изложил суть дела:
— Сутенер вытряхнул дерьмо из девки, которая на него работала. Когда приехал наряд, она так орала, что пришлось выломать дверь. А тут этот, — и он указал на мужчину, который стоял с той стороны двери и вроде как охранял дырищу. Маленького роста, полноватый, лет сорока с небольшим, одетый в блестящий костюм, на вид дорогой, но совершенно ему не шедший: он скорее висел, чем сидел на его фигуре.
— Ну, этот начал размахивать дипломатическим паспортом, — продолжил Бенгт, — сказал, что это территория литовского посольства и шведская полиция не имеет права сюда входить. Девку выдать отказывается. Нашего врача впустить отказывается. Если кто и войдет, мол, так только врач из литовского посольства. Избитая не отвечает, но там есть еще одна — так эта крикнула что-то пару раз. Назвала его «Дима Шмаровоз». По-русски, естественно. Он вроде разозлился, что-то ей проорал, но и только. Опасается, видать, пока мы здесь.
Свен Сундквист остановился несколькими ступеньками ниже, около мусоропровода на лестничном пролете между шестым и седьмым этажами. Он только что поговорил по телефону и теперь пытался привлечь к себе внимание Гренса, яростно размахивая рукой с зажатым мобильным. В то же мгновение он бросился наверх и, пока преодолевал отделявшие его от седьмого этажа ступеньки, выпалил:
— Я только что звонил в управление. Квартира принадлежит Хансу Йоханссону, и его же имя на табличке внизу. Она никому не сдавалась!
Какое-то мгновение Эверт Гренс молча разглядывал дверь и красавчика в блестящем сером костюмчике, который думал, что дипломатический паспорт дает ему право пороть женщин. Потом перевел взгляд на полицейского, стоявшего позади Бенгта, и протянул руку за его дубинкой.
— Ах вот оно что. Ну так пусть Дима Шмаровоз подавится своим паспортом.
Он двинулся к двери. Человек в сером блестящем костюме тут же встал у него на пути, попятился и протестующе вскинул руки, заслоняя проход. Гренс, продолжая идти на него, сильно двинул ему концом дубинки в то место, где распахивался незастегнутый пиджак. И тот резко согнулся пополам, тут же забыв про литовскую территорию, что-то зашипел по-русски, прижимая обе руки к животу. Эверт Гренс прошел мимо него, громко подзывая врача, который ждал этажом ниже, жестом приказал полицейским следовать за ним и, проскочив длинную прихожую, миновал пустую гостиную.
Сперва он не понял, что перед ним.
Кровать была накрыта красным покрывалом, на нем голой спиной вверх лежала женщина. Он не сразу смог различить, где заканчивается ткань и начинается исполосованное тело, — все было красным, и одно сливалось с другим.
Давно он не видел, чтобы так изуродовали человека.
Освещение в неотложке Южной больницы всегда одно и то же.
Утром, днем, после обеда, вечером, ночью — льющийся свет был одинаковым в любое время суток.
Долговязый, худой молодой врач с усталыми глазами глядел на одну из обычных ламп на потолке в коридоре больницы. Он пытался собраться, идя рядом с каталкой, слушая медсестру и думая, что вот еще один пациент — и можно будет отправляться домой, под другой свет, который хоть иногда меняется.
— Женщина, без сознания, очевидно, подверглась избиению, множественные раны, перелом руки, подозревается внутреннее кровотечение. Самостоятельно дышит с трудом. Я уже позвонила в травматологию.
Молодой врач молча посмотрел на медсестру, ему так не хотелось ничего больше слышать! Не хотелось думать о людях и о том, как они истребляют друг друга.
— Надо интубировать.
Он кивнул, собираясь с силами, постоял мгновение рядом с носилками, на которых лежала женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94