Эверт явился сразу после восьми. Грузный, прихрамывающий, с неровной походкой. Открыл дверь, не оглянувшись, и тут же исчез за ней.
Свен Сундквист подождал еще десять минут. Он задыхался. Нервничал. Давно он не чувствовал себя таким одиноким.
Он нажал на кнопку домофона. Подождал. Ему никто не ответил. Нажал снова, на этот раз долго.
В динамике зашуршало — в квартире на четвертом этаже неуклюжие пальцы сняли трубку:
— Да?
Голос звучал раздраженно.
— Эверт?
— Кто это?
— Это я. Свен.
Молчание.
— Эверт, это я.
— Что ты тут делаешь?
— Можно мне подняться на минутку?
— Сюда?
— Да.
— Сейчас?
— Сейчас.
— А зачем?
— Надо поговорить.
— Мы можем поговорить завтра утром. В моем кабинете.
— Тогда будет уже поздно. Мы должны переговорить сегодня. Открывай.
И снова тишина. Он посмотрел на динамик, тот молчал. Время тянулось. Казалось, прошла вечность.
Замок на двери щелкнул. Сундквист подергал — открыто.
Голос Эверта был низким, так что и не расслышать:
— Четвертый этаж, «Гренс» на двери.
Боль в животе, которая мучила его, а потом внезапно отпустила, сейчас была такой же сильной, как и когда он смотрел видеозапись.
Он не стал звонить, не было нужды: дверь уже открыли.
Он заглянул в длинную прихожую.
— Эй!
— Входи.
Эверта он не видел, но голос был его, он доносился откуда-то издалека.
Он вошел и встал на коврике у двери.
— Налево. Вторая дверь по коридору.
Свен Сундквист мог только догадываться, как выглядит жилище Гренса. Но что бы он ни представлял, все равно это не походило на то, что он увидел.
Самая огромная квартира, в какой он когда-либо бывал.
Он оглядывался по сторонам, шагая по коридору, которому все не было конца.
Шесть, а может быть, и все семь комнат. Высокие потолки, изразцовая печь почти в каждом углу, толстые ковры на великолепном паркете.
Но больше всего поражала пустота.
Свен невольно сдерживал дыхание.
Как будто он потревожил чей-то покой. Хотя никого тут не было. Он в жизни не видел ничего более заброшенного, чем эта квартира. Огромная, сверкающая чистотой и пустая.
Эверт сидел в комнате, представлявшей собой нечто вроде библиотеки. Она была меньше остальных, две стены покрыты книжными полками от пола до потолка. Старое кресло черной кожи, рядом зажженный торшер.
Свен заметил не сразу. Настолько это выбивалось из общей картины. У двери висела в рамке вышитая золотом на красном фоне надпись «СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА!». Возле нее — два черно-белых снимка: мужчина и женщина в полицейской форме, оба лет двадцати.
Огромная, просто необъятная квартира. И в самом центре — две фотографии с рождественской вышивкой.
Эверт посмотрел на него, вздохнул. И жестом пригласил наконец войти. Он подтолкнул к Свену скамейку, которая стояла недавно у него под ногами. Свен придвинул ее к себе и сел.
Перед его приходом Эверт читал книгу. Свен попытался прочесть название, чтобы хоть как-то завязать разговор, но книга лежала на столике обложкой вниз. Он снова встал, ткнул пальцем в коридор, по которому только что шел:
— Эверт, что это?
— Ты о чем?
— У тебя что, всегда все это было?
— Да.
— Я никогда не видел ничего подобного.
— Я все меньше провожу здесь времени.
— Да одна твоя прихожая — как все наши квартиры!
Эверт Гренс кивком снова пригласил его сесть. Закрыл книгу, подался вперед, лицо его налилось краской. Пустая болтовня была ему не по душе.
— У нас сегодня воскресный вечер или как?
Свен не ответил.
— Начало девятого, так ведь?
Он и не ждал ответа.
— Так есть у меня право побыть в одиночестве? Или нет?!
Молчание было ему ответом.
— Какого черта ты вламываешься ко мне?
Свен Сундквист перевел дыхание. Такие вспышки гнева он видел и раньше. Но не страх. В этом он был уверен. Раньше Гренс никогда не выказывал страха. А сейчас он сидел в своем собственном кресле, и ему не удавалось скрыть свой страх за агрессивностью.
Свен посмотрел на комиссара:
— Скажи, Эверт. Ты знаешь, какой тяжелой иногда бывает правда?
Его больше не заботило, хочет ли Эверт, чтобы он сидел. Он встал. Посмотрел в окно, провожая взглядом машины, которые двигались от одного красного сигнала светофора до другого. Сделал пару шагов по комнате и прислонился к стене с книгами.
— Ты тот человек, с которым я провожу почти все дни. Больше, чем с женой. Больше, чем с сыном. И я не развлекаться сюда пришел. Я тут потому, что у меня нет другого выхода.
Эверт Гренс откинулся на спинку кресла и внимательно смотрел на Свена.
— Ложь, Эверт. Дьявольская ложь!
Тот не пошевелился. И не сводил с него глаз.
— Ты солгал. И я хочу знать почему.
Эверт Гренс фыркнул:
— Никак у меня тут прокурор завелся?
— Я хочу, чтобы ты ответил на мои вопросы. Фыркать и обзываться можешь сколько угодно. Я готов.
Он снова отошел к окну. К огням машин, которые двигались все медленнее. Так хотелось, чтобы все это поскорее закончилось.
— Я взял больничный на два дня.
— Однако стоишь тут вполне здоровый и играешь в допрос.
— Я не был болен. Я ездил в Литву. В Клайпеду. Меня послал Огестам.
Свен Сундквист предвидел это. Он знал, что сейчас Эверт вскочит и заорет:
— Чертов прокурор! В Литву! За моей спиной!
Свен подождал, пока тот откричится.
— Присядь-ка, Эверт.
— Да пошел ты!
— Сядь, я сказал!
Эверт Гренс поколебался, посмотрел на Свена и уселся снова, положив ноги на скамеечку.
— Я встретился с Аленой Слюсаревой. В аквариуме, это такой аттракцион для туристов в Клайпеде. Нам нужно было, чтобы она рассказала, как по просьбе Лидии Граяускас она пронесла в Южную больницу пистолет и взрывчатку.
Свен выждал. Реакции не последовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94