И я сильно опасался, что сейчас произойдет нечто подобное. Вот только одними зубами несчастный Турчи мог и не отделаться – от ударов Энди легко ломались шейные позвонки.
– Сильно переживает, да? – сказал я, потому что надо было хоть что-то сказать.
– Да, – согласился Самара, выразительно глядя на меня. Нехорошо так глядя. Пристально.
Раньше я как-то не задумывался, что наш боцман настоящий зверь. К тому же – русский, что делало его опасным вдвойне. У этих варваров жестокость в крови, не зря же они придумали дыбу, самогон и Сибирь.
Чтобы немного разрядить обстановку, я закурил сигарету, заказал еще бутылку водка (простите, святые отцы!) и со всей возможной серьезностью произнес:
– У Манана серьезная душевная травма.
На Энди я старался не смотреть.
– Травма, говоришь?
Разумеется, этот дикарь пропустил слово «душевная».
– Господа, – неожиданно подал голос Турчи. – Прежде чем мы расстанемся, я хотел бы уточнить: какую сумму вы намерены дать мне в долг?
Самара поперхнулся. Остатки жалованья мы планировали пропить, а не ссужать в долг найденным на помойке оборванцам. Кружка пива – максимум, чем мы намеревались утешить обездоленного.
– Я рассчитываю на самую скромную поддержку, – поспешил успокоить нас Манан. – Поймите правильно: в чужом городе, без документов и денег мне будет необычайно сложно. У меня ОГРОМНЫЕ проблемы, мне надо хотя бы позвонить…
В его голосе сквозило настоящее отчаяние.
– Пей пиво и проваливай, – нашелся наконец Энди. – Руки целовать не надо, поставишь за нас свечку при случае.
В целом я был согласен с боцманом, и мы бабахнули еще по пятьдесят. Но нашего нового друга мы недооценили.
– Что значит «проваливай»? – заканючил Турчи. – Вы меня спасли?
– Спасли, – согласился Энди, закусывая водка соленым рыжиком.
– Значит, вы обязаны обо мне позаботиться! Мне просто не к кому больше обратиться! Я на краю гибели! Я почти погиб! То, что меня не убили там, в темной подворотне этого ужасного города, только отсрочило смертный приговор! Охвативший меня ужас был пронзителен, но ваше появление подарило надежду! Вы проявили благородство, челолюбие, показали всю широту души, и не следует останавливаться на достигнутом! Зачем вытаскивать котенка из реки, чтобы тут же бросить его в огонь? Зачем дарить надежду и сразу же…
Энди хлопнул Манана ладонью по голове, тот стукнулся подбородком о стол, и следующие два по пятьдесят мы выпили, наслаждаясь тишиной. Разумеется, я, как человек цивилизованный и воспитанный в строгих католических традициях, не мог одобрить поведение русского друга, но выключить Турчи по-другому не представлялось возможным. И я воздержался от замечания.
– Что ты думаешь о Достоевском? – поинтересовался Самара.
Он всегда задавал этот вопрос, когда хотел поговорить, а подходящей темы не находилось.
– Думаю, что «Бесы» – это великолепно, – заученно ответил я. – Особенно в подлиннике.
– Ты духовно вырос рядом со мной, – покровительственно произнес Энди. – Жаль, что у нас так мало времени, а то бы я обязательно показал тебе домик, где Раскольников замочил злую старушку.
– Чтобы не быть тварью дрожащей.
И Самара с сомнением посмотрел на меня. Кажется, этот варвар не был до конца уверен в моей искренности.
– Достоевский велик, – подумав, сообщил Энди. – Ни один писатель в мире не может сравниться с ним в психологической глубине образов. Кстати, я рассказывал о его трагической судьбе?
Ответить я не успел.
– Язык прикусил, – сообщил очнувшийся Манан.
– И только? – пробормотал Энди. – Я рассчитывал, что убил тебя.
Турчи отодвинулся от боцмана и с надеждой посмотрел в мои глаза. И разглядел в них свойственные мне дружелюбие и сострадание. А я, в свою очередь, заметил, что Турчи не жульничает и не пытается, сыграв на сочувствии, выманить из нас небольшую подачку. Губы Манана дрожали, а в глазах прятался настоящий страх. Турчи пребывал в жуткой панике и едва сдерживался, чтобы не закатить истерику. Он на самом деле запутался, не знал, что делать, и отчаянно нуждался в помощи.
– Вы мне кажетесь куда более цивилизованным и гуманным челом, чем ваш друг.
– Я ходил в католическую школу, – кротко поведал я. – И пишу морские рассказы.
– Ростропович, мля, – буркнул Самара, закуривая и выпуская в найденыша струю табачного дыма.
Манан закашлялся, жалко посмотрел на русского, потер подбородок и продолжил:
– Вы культурный человек и должны понять, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО стою на краю гибели.
– Подробнее, пожалуйста, – попросил я. – Мне интересно как писателю.
– А вот записывать не надо, – поморщился Турчи. А я и не собирался.
Мы бабахнули еще, теперь по сто, а Манан с отвращением пригубил пиво. И засопел. Пиво ему не нравилось. Тогда мы влили в него двести водка, и Турчи окончательно размяк.
– Господа, все происходящее видится вам… ик… лишь эпизодом, жалкой сценкой, а для меня… А я… Решается моя судьба, господа! Или рушится! Утро я могу встретить в морге! Или еще хуже!
– Если ты не заткнешься, – буркнул Самара, – следующие пять минут станут самыми ужасными в твоей жизни. О морге ты будешь мечтать.
Манан икнул, еще дальше отодвинулся от боцмана, склонился ко мне и горячо зашептал:
– Понимаете, я торговец. Но я не простой торговец, клянусь Спящим, я колдун! Понимаете, я настоящий колдун.
Язык у нашего нового друга изрядно заплетался.
– А ведь ты мог просто помочиться на него и пройти мимо, – доверительно сообщил мне Энди. – И мы не притащили бы этого сумасшедшего в приличное заведение.
Чтобы назвать портовый кабак приличным, нужно было выпить столько же, сколько и Самара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133