Передовое охранение каравана уничтожено. Максимум через десять минут начнется бой, отменить его – значит подвергнуть опасности бойцов.
– Черт! – вырвалось у Дорохова. – Вот ведь идиотизм!
Треми взял свой стакан с вином и сделал маленький глоток.
– Я помешал?
– С караваном идет наш осведомитель, – угрюмо произнес Чекряев. – Мы прилетели, чтобы встретиться с ним.
Еще один глоток вина.
– Мне жаль.
– И все? Тебе просто жаль?!
– Шашлык действительно удался, – мягко произнес Захар. – Угощайтесь, рекомендую.
– Ты еще не понял, полковник?! – рявкнул Дорохов. – У тебя будут крупные неприятности!
И охнул.
Потому что ночную тишину разорвал вой. Чудовищный, невозможный вой. Была в нем тоска и ярость. Агрессия и жажда крови. Звериная жестокость и холодное, тщательно продуманное обещание смерти. Вой заставил похолодеть души военных, принес почти физическую боль: побледневший Дорохов сжал виски.
– Что это было? – упавшим голосом спросил Чекряев.
– Мороз по коже, да? – почти дружелюбно протянул сержант. – А теперь представь, капитан, каково этот вой басмачам слышать. Ночью. На Бороде Дьявола.
И одним глотком осушил свой стакан. Начальник заставы последовал примеру Лескова.
– Что это было? – Чекряев посмотрел на Треми.
– Операция началась, – ответил Захар. Он явно был недоволен произведенным эффектом и, взяв в руки рацию, уменьшил громкость. – Это позывной моих бойцов.
– Позывной?
– Я этому крику в Африке научился, – буркнул полковник. – И своих научил. Для ночных операций очень неплохо.
Он усмехнулся и тихонько завыл. Совсем негромко, гораздо тише и слабее, чем крик, пришедший из динамика ации, но внутри у офицеров вновь похолодело.
– Прекратите!
– Меня напугать сложно, – вздохнул Лесков, – но вам, господин полковник, это удалось. Я когда ваш фирменный позывной первый раз услышал, едва не обмочился, не к столу будь сказано.
Начальник заставы посмотрел на фээсбэшников. Чекряев перехватил его взгляд и, поколебавшись, кивнул: все понятно. Людям, которые умеют ТАК кричать, ничего не объяснишь: они почувствовали запах крови и не остановятся ни за что.
– Угощайтесь, – повторил Захар, протягивая капитану шампур.
Шашлык был отличный, в меру прожаренный, остро пахнущий неведомыми южноамериканскими специями и дымом.
* * *
Вершины белые, Но в легкой дымке кровь, Что твой клинок оставил этой ночью…
Они появились под утро. Примерно за час до рассвета. Заранее дали короткий сигнал на рацию Треми, и пилоты принялись готовить «вертушку» к полету.
Цепочка одетых в черное спецназовцев была едва различима в предрассветном сумраке, но Захар, который, ко всему прочему, оказался отличным собеседником и неплохим поэтом, сумел разглядеть группу издали. Он удовлетворенно хмыкнул, поднялся на ноги, легко запрыгнул на высокий камень и замер, словно пересчитывая своих людей.
– Хорошо идут, – сдержанно похвалил спецназовцев подошедший к камню Чекряев. – Быстро.
Выпитое вино слегка улучшило настроение фээсбэшника.
– Торопятся, – улыбнулся полковник и посмотрел на сереющее небо.
Двигались люди Треми действительно быстро. Даже очень быстро, если учесть, что каждый из них нес на плечах увесистый мешок с героином. Чекряев пробежал взглядом по цепочке. Семнадцать человек. А с караваном должно было идти не менее сорока басмачей. Неплохая статистика. Как там выразился Петрович: «Профессиональные убийцы на экзаменах»? Похоже на то. Капитан вздохнул, собрался вернуться к костру, но замер, наконец разглядев, что двое из этих семнадцати не были спецназовцами: широкие штаны, длинные рубахи… Пленные!
– Полковник, вы берете пленных?
– Это мое дело, – с холодной любезностью ответил Треми.
– Зачем они вам?
– Что за дурацкий вопрос, капитан? Неужели вы думаете, что военной разведке не о чем побеседовать с басмачами?
Мешки с героином спецназовцы бросили у края вертолетной площадки. Молча подбежали к спрыгнувшему с камня Треми и построились в шеренгу. Молча. Не произнеся ни слова. И ни намека хоть на какой-нибудь рапорт. Тяжело дышащих пленных молча заставили встать на колени в конце строя. Руки на затылке. Глаза опущены. Сами спецназовцы, как отметил Чекряев, дышали ровно и спокойно, словно не было позади бессонной ночи, боя и изнурительного марш-броска по Бороде Дьявола. И еще капитан заметил, что черные комбинезоны бойцов запачканы кровью. У всех.
Треми медленно прошел вдоль строя, остановился у тленных, помолчал и коротко приказал:
– Уходим. – И обернулся к начальнику заставы: – Майор, спасибо за гостеприимство…
– Стоять!
Чекряев подскочил к одному из пленных.
– Мустафа!
В глазах басмача на мгновение мелькнула надежда. И сразу же исчезла, уступив место обреченной покорности.
– Мустафа! – Чекряев посмотрел на Захара. – Захар, это мой человек!
– Это мой пленный, – сухо напомнил полковник.
Дорохов подошел поближе и набычился, недружелюбно глядя на Треми. Чекряев искренне надеялся, что напарник не сорвется, – он рассчитывал договориться с Захаром.
– Вы, наверное, не поняли, полковник, – тихо сказал Чекряев. – Этот человек мой осведомитель. Он работает на ФСБ. Он наш человек. Отдайте его.
– Этот человек должен был умереть несколько часов назад, – ровным голосом произнес Треми. – То, что он до сих пор жив, ничего не меняет – это ненадолго. Мне бесконечно жаль, капитан, но я уже советовал вам забыть о караване.
– Не надо, русский, – хрипло проронил Мустафа, поднимая глаза на Чекряева. – Они не отпустят… – Басмач каркнул: то ли кашлянул, то ли издал смешок. – Я ведь знаю, кто они…
Стоящий рядом спецназовец молча ударил Мустафу в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133