— Мы же шутили, братан. Ведь шутили?
— А ты сомневаешься?
К вечерней проверке привычно захлопали издалитормоза, застучали по решкам и шконкам деревянные молотки. Виктор и я встали с руками за спину. Вошедшего проверяющего Коля встретил сидя по-турецки на шконке под решкой.
— Почему не встаёшь? — зловеще спросил проверяющий.
— Не хочу, — ответил Коля. Проверяющий сделал движение, но был ухвачен за рукав вторым вертухаем:
— Оставь его, не надо, пусть сидит, я тебе потом расскажу. Кто выходит из хаты? Ты выходишь? — глядя на меня, спросил вертух.
Я не ответил. Тот подождал, помялся у двери и закрыл её.
— Николай, ты по какой статье заехал? — поинтересовался я после столь дивной картины.
— Людоедство.
— А ты, Виктор?
— У меня бандитизм и убийство, но это они не докажут.
Наступило затишье, разгадывание кроссвордов, ужин, приготовленный Колей из совершенно нетюремных продуктов, извлечённых из холодильника. Дискуссия продолжалась почти вяло:
— А все-таки, что же ты мне не ответил на удар? — сказал Коля.
— По воле разберёмся.
— А если я тебя за такие слова ударю?
— То я не отвечу.
— Нет, Николай, — решительно покачал пальцем Виктор. — Нельзя. Я все понял. Алексей — это камень. Этот камень его и утянет на дно. Но не здесь.
— А мне до фонаря, — без какой-либо горячности отозвался Коля, причём красные глаза его постепенно сделались карими. — Я все могу. У меня костей нет в руках, а я могу делать что угодно. Не веришь? Врачи тоже не верят. Рентген сделали, а все равно не верят.
Оставалось только согласно кивнуть головой, нельзя будоражить больного.
— И полчерепа у меня из пластика. Меня когда в лимузине взорвали, была груда мяса. Но у меня энергия такая — я регенерируюсь.
Я кивнул.
— Как ты думаешь, Алёша, может кисть человеческая работать без костей?
— Не знаю, Николай, тебе виднее, — попытался уклониться я.
— А ты попробуй, — вкрадчиво сказал Коля, — не стесняйся, — и протянул мне руку: «Жми сильнее, щупай, ломай, не бойся».
— Я не боюсь, — холодея ответил я: на ощупь в кисти руки кости отсутствовали. Медленно закружилась голова в страшных предположениях: сошёл-таки с ума; гипноз; психотропные препараты?.. Нет, ничего подобного, кажется, нет. Налицо факт: костей в руке нет.
— Я не человек, — продолжал Коля. — Вернее, человек, только без ограничений. Знаю пять языков, в том числе язык инков, денег у меня одиннадцать триллионов долларов, яхта, банк; я могу добиться всего, чего хочу.
— Почему же ты в тюрьме? — поинтересовался Виктор.
— Я, как настоящий мужчина, рождён для испытаний и всегда добиваюсь своего. Я потомок графа Орлова. Смотри — похож? — Коля повернулся в профиль.
— И правда, похож, — соврал я.
— Вот, — довольно согласился Коля. — А пацан у меня умница, я его воспитал, как человека. Куклачёв мне в подмётки не годится: он к кошкам как к животным относится. А кот — это воплощённая идея. Как человек. Мальчик мой, иди ко мне, — не меняя тона, позвал кота Коля. Задорный кот, весь день носящийся по хате, летающий по шконкам и неустанно развлекающийся ловлей тараканов, стремительно оторвался от своих затей и оказался на коленях у хозяина.
— На, поешь, — Коля дал ему с руки кусок мяса. — А теперь иди. — Кот спокойно слез на пол и пошёл по своим делам.
Ужин закончился, разговоры утихли. Я лежал на нижней шконке и размышлял о многообразии мусорского хода. Через несколько часов Коля обратился к Виктору:
— А ведь Алёша мне не верит. Я видел, как он мне не поверил, когда я сказал, что кот приносит мне брошенную палочку. Придётся пожертвовать веником. Лёша, оторви от веника несколько прутьев, нарежь десяток палочек. Вот, ножик возьми. — Я аккуратно взял нож так, чтобы не остались отпечатки пальцев, и сказал, что обойдусь без него.
— Не верит, — подтвердил Коля.
Приготовленные палочки я отдал ему, а он тут же про них и забыл, к моему душевному облегчению; совершенно не хотелось выслушивать, что кот не в настроении или устал. Более всего устраивало отсутствие приступов психопатии в хате. Разговор ушёл в дебри, в которых имели место философия вперемешку с фантастикой и элементами шизофрении и интерес к тому, сколько у меня денег, знаю ли я кое-кого из Минфина, братвы и т.д. Коля оказался верующим, субъективным идеалистом крайнего толка, похлеще чем Беркли, и, быть может, действительно не человеком.
— Смотри, — поменял тему Николай. — Пацан, принеси-ка мне эту палочку, — обратился он к коту и бросил кусок прута к тормозам. Кот сорвался с места и, урча и улыбаясь, пришёл назад с палочкой в зубах. Подошёл к Виктору, поднял морду, потом ко мне, поступил так же, после чего пошёл к Николаю.
— Правильно, молодец, Вите показал, Алёше показал, теперь отдай папе, — кот почтительно положил палочку перед Николаем.
— Как зовут кота? — спросил я.
— Никак. Кот. Он рождён свободным и в имени не нуждается.
Палочки Коля швырял на шконки, под шконки, на подоконник под решёткой, и кот исправно их приносил. Если Коля говорил, что добычу нужно показать только Виктору или мне, кот так и делал. И так далее. Коля передал мне один прут и предложил поговорить с котом. Брошенный мной прут кот принёс, но, не взглянув ни на кого, — Николаю. Засыпая, я был склонён предполагать, что если не разума, то рассудка все-таки лишился. Частичное подтверждение тому явиться не замедлило. Лёжа на спине, я подумал, что учёный кот может затеять игру со мной, залезет под шконку и из-под неё цапнет меня когтями за правый глаз. Поэтому я закрыл правый глаз ладонью и попытался заснуть. Не удалось. Потому что вскорости по ладони, закрывающей глаз, настойчиво застучала из-под шконаря упругая кошачья лапа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92