— Сам сказал: решишь за дачку. Не решил. Дачкудолжен.
— Алексей, — погрустнел Денис, — научи отвечать. Что надо ответить, чтобы было правильно?
— «Дальше побегу». Вторую задачку решишь?
— Нет, не решу, Алексей.
— Ты не хочешь со мной говорить? Порядочному арестанту всегда есть что сказать.
— Хорошо, попробую.
— Почему на малолетке колбасу не едят?
— А разве не едят?
— Не едят. Почему?
— Потому что нет, наверно… Не знаю.
— Так. Вторую дачку ты мне тоже должен.
Казалось, Леха давно не шутит, но Денис не пал духом:
— Алексей, как правильно отвечать? Научи, пожалуйста!
— Значит, так. Запомни принцип малолетки. Если мать пришла на свиданку в красном — не ходить. Колбаса — на хуй похожа. Сыр — пиздятиной воняет. Рыбы — в озере ебутся. Понял?
— Понял.
Повтори. Громко. Три раза. С выражением. Стихи в школе читал наизусть? Давай.
— Колбаса на х.. похожа! — заорал Денис, — сыр п……… воняет! Рыбы в озере е…..!
— Чего орёшь?
— Ты сам сказал.
— Порядочный арестант на поводу не пойдёт! — рассвирепел Леха Террорист. — Что на это скажешь?
— Что же мне сказать? — обратился вдруг ко мне Денис, — Лёша, помоги. Что сказать?!
У меня самого закралось беспокойство. Дорожник — классный парень, но, как говорит Вова, одни преступники собрались. Нарочито значительно и меланхолично я вышел на середину, повернулся лицом к решке, хмуро указал на Леху, Вову, Артёма и Валеру:
— Им, что ли? Чего им говорить! — предъяви им.
Получилось в десятку. Леха Террорист переломился пополам от хохота. Смеялись все, долго и до слез. Дорожник, справившись с приступом смеха, с упоением повторил: «Предъяви…» — и снова зашёлся.
Поставили кассету «Abba». Грянула музыка, лирическое облако окутало хату. Зажмурившись, явно представляя, что он в ночном клубе, в жизнеутверждающем ритме танцевал Вова. Мотая головой в нахлынувшем потоке фантазии, танцевал Леха Террорист. Танцевали Артём, Валера, Денис, кто-то ещё, и даже Максим у тормозов отрывался, как на дискотеке, забыв, что он петух.
Глава 19.
ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ. ХАТА ОДИН ТРИ ПЯТЬ
На одиннадцатый день голодовки запланировано принудительное кормление. Так сказал Вова и подтвердил Валера. Будут через металлическую кишку вводить в пищевод манную кашу. Процедура небезопасная и негигиеничная. Могут поцарапать пищевод. Поэтому на утренней проверке отдал пачку заявлений с прежними требованиями и одно с оповещением администрации о временном прекращении голодовки. Поставил в курс хату. Вова обрадовался. Валера, как врач, стал давать советы по правильному выходу из голодовки. Советы я выслушал, и с удовольствием нажрался колбасы и сала с хлебом. Опять же с крепким чаем, и без каких-либо проблем.
Тут вызвали к врачу.
— Вы что, Павлов, голодаете? — у нас тут Ваше заявление, — корпусной врач держала в руках одно из моих заявлений. Чтобы не дать возможности администрации тюрьмы не зафиксировать голодовку, приходилось каждый день информировать о ней всех: следствие, про-курора, начальника тюрьмы, начальника спецчасти, врача, начальника ГУИН, комитет по правам человека при Президенте Борисе Ельцине, с указанием, когда голодовка начата, какой идёт день, какие предъявляю требования, и какие приняты меры (т.е. никаких). Заявление в руках врача, адресованное начальнику спецчасти, менее других имеющего отношение к моим требованиям, было наиболее кратким.
— А остальные заявления?
— У нас одно. Вы писали ещё?
— Да, минимум по семь заявлений ежедневно.
— Ну, и как Вы себя чувствуете?
— Сегодня голодовку закончил. Скажите, пожалуйста, на какой день начали бы кормить принудительно?
— Сегодня бы и начали. Я Вас спросила, как себя чувствуете.
— Как в тюрьме.
— Понятно. С такими ответами не удивительно, что стационар назначили.
Ага, значит, скоро в Кащенко. Так это ж дом родной. Помню, на военной экспертизе, один псих в коридоре поймал двух других, возложил им руки на плечи и, сияя от счастья, заявил: «Все здесь такие родные! Кащенские!» Что ж, я не против.
Вернулся в камеру. Опять на вызов.
— Ты шустрый, — сказал Косуля. — Кащенко не будет. Будут Серпы.
— С какой стати, Александр Яковлевич? Есть постановление комиссии и следствия.
— Не беда, я написал протест. — И шёпотом: «Я уже понял: можешь. Но надо наверняка. На Серпах у меня завязки хорошие. Вообще ничего не надо делать, поставят диагноз автоматически. Нужно только заплатить. Твоя жена уже передала деньги».
Снится или кажется? Нет, вот сидит напротив за столом в безупречном костюме известный адвокат… Не удивительно, что газеты иногда сообщают: на улице из-бит адвокат такой-то. Этого бы не грех прямо здесь придушить.
— Какие, в баню, Серпы! Только в Кащенко! Отзывайте свой протест.
— Поздно, Алексей. Поздно. Но ты не беспокойся. Я обещаю. Вот и письмо принёс, как обещал.
Один человек, читая рукопись этой книги, спросил меня: «Неужели все было так плохо? Неужели не было светлых переживаний, какой-то внутренней жизни, чего-то такого, что отвлекало бы от обстановки?» Конечно, было. Письма. Они могли составить отдельную главу, но не сохранились. Восстановить их не представляется возможным. Неточности были бы кощунством.
Насмешка судьбы в том, что письма приносил Косуля. Вернувшись в хату, я увидел Вову и Валеру.
— Куда все подевались? На прогулке?
— На прогулке… — задумчиво повторил Вова. — С вещами всех заказали. Тебя тоже.
— Шутишь?
— Нет.
Удар ключа о тормоза: «Павлов — с вещами. Готов?» — «Погоди, старшой, он только с вызова. Через пять минут».
— Давай, Леха, прощаться. По воле свидимся. Адрес помнишь? С общака отпиши, как определишься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92