Около одной стены еще две девушки работали на большой деревянной машине невероятной сложности, состоявшей из тысяч нитей, рычагов и других движущихся частей.
Напротив, у другой стены, лежали высоченные стопки готового полотна.
Одна из девчонок подле вращавшегося колеса заметила мое появление, бросила работу и подошла поприветствовать меня.
— Что… что все это значит? — спросил я.
— Ткацкие станки и прялки Ламберта, естественно. Наш хозяин решил, что лучше мы сами будем изготовлять ткань себе на одежду, чем отдавать серебро этим жутким валлонам. Вы, должно быть, пан Владимир. Давайте я провожу вас в вашу комнату.
Когда она вела меня по длинным коридорам, я спросил:
— Эти колеса и все такое прочее… Их, наверное, построил пан Конрад?
— Кто же еще?
— Значит, ты его знаешь?
— Я не совсем знаю его. — Девица скосила на меня глаза и улыбнулась — Я имею в виду, что, когда он уехал, я все еще оставалась простой деревенской девушкой. Но насколько я слышала, он великолепен!
— Но ты не видела его?
— О, видела, конечно. Он невероятно высок и просто прекрасен!
— Не понимаю, как мужчина может быть прекрасным…
— Значит, вы еще не видели пана Конрада. А вот и ваша комната.
Она засуетилась, проверила, наполнен ли водой чан и пуст ли горшок. Комната оказалась замечательно чистой, с огромной кроватью, стулом и умывальником.
— Тут очень даже ничего. Ах да, не поможешь мне вылезти из этой брони? Я в первый раз за три дня в состоянии снять ее. Две ночи, проведенные в железе, — это уж слишком.
— Конечно, пан Владимир… О, вам к тому же срочно надо помыться…
— Замечательная идея.
Я сел на стул, а она начала тщательно драить меня мочалкой — очень тщательно.
Вытершись насухо, я сел на кровать и сказал.
— Теперь я немного отдохну. Снимай свое платье и присоединяйся ко мне.
— Я думала, вы уже никогда не попросите.
Гораздо позже я заметил:
— Это было хорошо, девочка. Очень хорошо.
— Спасибо, светлейший пан. Ах. Вот и обеденный колокол. Нам надо одеваться.
— Правильно. — Я накинул рубаху и натянул штаны. — Кстати, как тебя зовут?
— Анастасия.
На обеде я встретил пана Бодана, друга моего отца, а он представил меня пану Фредерику и пану Стефану. Рядом с каждым рыцарем сидело по девушке, поэтому я приказал Анастасии присоединиться ко мне за столом.
— Думаю, я все еще остаюсь здесь за старшего, так что мне и командовать, — сказал пан Бодан. — Пан Владимир, как я заметил, вы опоздали. За это вам полагается наказание: замените охранника на внешних воротах и будете стоять на часах с полуночи до утра.
— Это кажется мне справедливым, светлейший пан. — Я опустошил кружку пива и махнул рукой девушке, чтобы та наполнила ее заново.
— Ну, кому-то надо заниматься этим.
— Я не жалуюсь. Пожалуйста, расскажите мне лучше побольше об этом пане Конраде.
— По-моему, он стал главной темой для разговора в наших краях, — заметил Бодан. — Перво-наперво, он ездит на кобыле.
Я подавил смешок:
— На кобыле?
— На кобыле. Более того, о лошади рассказывают чуть не больше историй, чем о седоке. Она отказывается даваться в руки кузнецу и бегает неподкованная и при всем при том галопирует по скалам, не сбивая копыт. Она не справляет нужду в стойле, но сама открывает запоры и бродит по полям, как отбившаяся от дома собака. Потом возвращается в стойло и сама же ставит на место засовы!
— Непостижимо!
— Она прекрасно обучена драться, и Конрад утверждает, что по крайней мере два его покойника на ее совести. И при всем при этом кобыла не брезгует надеть хомут и работать с крестьянами. Под ее влиянием лучшие жеребцы Ламберта прошлой зимой тянули бревна под руководством единственной маленькой крестьянской девочки. Простолюдины говорят, мол, лошадь настолько умна, что умеет говорить.
— Что?..
— О, весь разговор сводится к мотанию и киванию головой. Однако ее жесты совпадают с ответами на заданные вопросы. По моему мнению, это всего-навсего ярмарочный трюк.
— А что же сам рыцарь? Каков он? Кто его родители?
— Вот еще одна загадка. Говорят, какой-то священник наложил на него особый обет, и теперь он не может рассказывать о своем происхождении. Некоторые называют его социалистом, хотя никто до конца не понимает смысла слова. Оно может относиться к его стране, его военному рангу или религиозному ордену. По-моему, это все-таки религиозная секта, потому что он необычайно мягок в общении с детьми, крестьянами и другими животными. Единственное, что мы точно знаем о нем: он приехал с востока в компании с купцом, Борисом Новацеком.
— А, я знаю такого.
— Тогда ты должен знать, что Борис вовсе не дурак и не станет лгать, если в этом нет выгоды.
— Истинная правда.
— В общем, Борис утверждает, что встретил этого рыцаря в монастыре в Кракове, где тот занимался написанием книг.
— Рыцарь, который умеет читать и писать? Это недостойно мужчины.
— В нем все говорит о настоящем мужчине, несмотря на то, что он заявляет, будто провел семнадцать лет в обучении в школах.
— Вот дела. А сколько лет этому Конраду?
Между прочим, тушеная говядина была просто великолепна.
— По его собственным словам — тридцать, но он выглядит не старше тебя, а на его теле нет ни единого шрама. Потом еще все эти его вещи. Говорят, у пана Конрада есть палатка, настолько легкая, что ее можно удержать одной рукой: по слухам, она отпугивает назойливых насекомых. У него же — серебряные горшки, тарелки, легче которых только паутина. Нож с дюжиной лезвий, который складывается и становится не больше твоего пальца. Да, у пана Конрада есть еще один инструмент такого же размера, он производит огонь, когда человек касается специального рычага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84