казалось, они ожили и танцевали теперь в ритме скачки. Ехавшая впереди Мацу покрикивала на кобылу и на прохожих, толпившихся на улицах. Темные фигуры торопливо убирались с их пути, показывали на них пальцами, что-то бормотали, но слов из-за быстрой езды было не разобрать.
Они въехали в темный лабиринт дельты, в район порта, где народу было меньше, промчались по узким кривым переулкам, переливавшимся пурпурными и бордовыми красками, в последних лучах заходящего солнца, а потом неожиданно вырвались из теснин прибрежных улиц на широкую набережную. На незамутненном облаками горизонте появился сияющий полумесяц. Казалось, он отдыхает в гостеприимных объятиях поющего моря.
Они мчались по деревянному настилу причала. В солоноватом воздухе разносились песни кубару. Ронин вдохнул запах моря, едкий запах сохнущей рыбы, приторный аромат макового сиропа. Мимо них величественными рядами проплывали фиолетовые фасады складов с их широкими террасами, созерцающими равнодушно и беспристрастно окончание очередного дня.
А потом они вдруг оказались среди песков. Прямо перед ними в пустынном великолепии расстилался загибающийся темный берег. Лума Ронина на скаку вздернул голову и издал довольный торжествующий звук. Море в последних отсветах заходящего солнца приобрело цвет киновари, и Ронин ощутил необычайный прилив энергии, как это бывает в начале схватки. Сердце у него бешено колотилось. А когда его жеребец перескочил через темную дюну с извилистым змееобразным гребнем, Ронин выхватил меч, поднял его навстречу холодным звездам, уже появляющимся на небе, и подумал: «Пусть придет Дольмен. Я приветствую леденящие объятия Маккона, ибо я – его рок, я – тот, кто убьет его».
Он мчался навстречу сгущающимся сумеркам, а Мацу ехала рядом; лицо ее было бесстрастно, а мысли непостижимы.

* * *

Когда мерцающие золотые огни Шаангсея у них за спиной превратились в одно сплошное пятно с размытыми краями, Мацу остановилась и окликнула Ронина, перекрикивая поющий ветер, налетающий с неспокойного моря, фосфоресцирующего зеленоватым и голубым светом.
– Здесь, Ронин, я оставлю тебя. Поезжай дальше один. Лума доставит тебя, куда нужно.
– Но что...
Она уже ускакала, лишь прозвучал мягкий стук копыт, прошуршавший по песку в ночи. Пожав плечами, Ронин сдавил пятками бока лумы, как учила его Мацу, и поскакал вперед. Он сосредоточил внимание на мощи животного, на согласованном движении его мышц, на тонком слое пота, увлажнившего его густую шерсть. Вскоре лума замедлил ход, зафыркал и затряс головой, словно предупреждал о чем-то, что ждало их впереди.
Сначала Ронин услышал шаги еще одного лумы. И только потом, вглядевшись в темноту, он увидел перед собой его силуэт. Лума подошел так близко, что Ронин увидел: это было животное с темно-шафрановой шерстью и черной гривой.
На луме сидела Кири. Ее блестящие фиолетовые глаза смотрели прямо на Ронина. Она тряхнула головой, и, хотя было темно, Ронин сразу узнал ее гордые черты. Ее длинные волосы, перехваченные на лбу узкой желтой лентой, были распущены и развевались на ветру. На ней был бледно-желтый халат, расшитый затейливыми узорами из золотых цветов. Рисунок был странным, он отличался от всех, которые Ронин до этого видел, но чем именно он отличался, определить было сложно. Завывал ветер.
– Кири, – сказал он, почти не дыша, – благодарю тебя за подарок. Верховая езда доставляет мне огромную радость.
Она улыбнулась.
– Тебе очень подходит лума, и я уже знаю, что он признал тебя сразу же; а луму не так-то легко приручить.
– Да, но откуда...
– Поехали! – крикнула Кири, натягивая поводья. – За мной, мой воин!
И они помчались через дюны, по краю неспокойного светящегося моря, а прохладная водяная пыль, вылетающая из-под копыт их лум, искрилась у них на волосах и на лицах. Кири сжимала бока животного босыми ступнями.
– Кири, – окликнул Ронин. – Что это за шутка с Советом?
Она покачала головой. Ее волосы разметались веером.
– Никаких шуток. Это правда, и только правда, и ничего, кроме правды. – Она повернула к нему свое бледное лицо. – Но если бы я тебя предупредила, ты бы мне не поверил.
Они заехали прямо в желтый прибой. Вокруг грохотало море. В холодном воздухе отчетливо разносились звуки: позвякивание сбруи, поскрипывание седел.
– Совет – это изощренная легенда. Так лучше, когда люди верят, что некий верховный орган руководит их жизнями, управляет городом. Но правда заключается в том, что подобный Совет просто не смог бы здесь существовать. Шаангсей не потерпел бы его.
– Ты говоришь это так, словно город – живое существо.
Она кивнула.
– Во всем мире нет второго такого места. Совет, состоящий из представителей группировок, имеет смысл только в виде идеи. В действительности он бы не продержался и дня – они разорвали бы друг друга в клочья.
– Ас кем же встречаются люди, которые ожидают приема в городе за стенами?
– Со мной, если они вообще с кем-то встречаются.
Он внимательно посмотрел на нее. Она сидела очень прямо. Ее волосы полоскались на ветру, бездонные глаза мерцали.
– С тобой? Но почему? Разве ты предводительница какой-нибудь из шаангсейских группировок?
И тут Кири рассмеялась. Смех ее звучал долго, и ветер уносил в ночь его мелодичные, восхитительные переливы.
– Нет, мой воин, не какой-нибудь из группировок.
Прибой окатывал бока лум. Впечатление было такое, что шерсть их светится в брызгах пены. Кири ударила пятками своего луму и поскакала вперед, через вздыхающие дюны с подвижными гребнями, а Ронин срезал дорогу и поскакал напрямик, через вдающийся в берег залив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83