Теперь он стремительно перемещался вправо и, воспользовавшись преимуществом направления, ткнул палкой в ключицу ученика, подступившего сбоку. Тот рухнул на пол, а Ронин начал обратное движение, врезав очередному противнику в солнечное сплетение: тот согнулся, хватая ртом воздух.
Остался всего лишь один соперник – тот, кого Ронин обезоружил, уже не имел права вмешиваться, поскольку потерял оружие. Этот, оставшийся, был осторожен. Он не позволил бы просто так подловить себя. Ронин заметил, что он сосредотачивается на его, Ронина, оружии. И вот противник пошел в наступление, стремясь ударить Ронина по рукам. И хотя Ронин сумел блокировать почти все стремительные удары, один все же попал ему по костяшкам пальцев. На разорванной коже проступила кровь. Ученик, завороженный видом крови, снова рванулся в атаку.
И тут Ронин пяткой свободной ноги ударил его сбоку в голову. Его противник пошатнулся, потеряв равновесие. Удар был недостаточно силен, чтобы сбить его с ног, поскольку Ронину не хватало опоры, но и этого было достаточно. Палка со свистом обрушилась вниз, ударив ученика по шее. Он судорожно глотнул воздух, побелел и повалился на пол, разинув рот. Ронин, тяжело дыша, уронил палку и расслабился, медленно поворачиваясь по короткой траектории.
...Ронин завис в снежной белизне, изо рта у него шел пар. В метре над ним завис Боррос. Перебирая руками по веревке, Ронин отчетливо вспомнил уроки круола. Но теперь изменилась сама обстановка. Впечатление было такое, что отдельные элементы некоего абстрактного целого перемешались с другими, как это бывает, когда ты отступаешь немного поодаль от общей картины, чтобы разглядеть ее в целом, и она предстает вдруг в другом, неожиданном виде.

* * *

– Мальчик мой, они ненавидят тебя.
Голос прозвучал сочно и звучно, с отчетливым оттенком расслабленной застенчивости, одновременно обезоруживающей и фальшивой.
– И это вполне объяснимо.
Саламандра, сенсей, мастер боя Фригольда стоял у входа в спартанскую кубатуру Ронина. Ронина только что сняли с круола и велели ему возвращаться в свою комнату. Что он и сделал.
Ронин начал было вставать, но Саламандра резким жестом остановил его:
– Сиди, мой мальчик. Ты заслужил эту привилегию.
Хрипловатый голос сенсея звучал тихо и вкрадчиво. Могучую фигуру Саламандры скрывала свободная алая рубаха. На нем были черные леггинсы и черные же сапоги, начищенные до зеркального блеска. Великолепные черные волосы, отброшенные назад, разметались, как крылья ужасной хищной птицы. Густые брови. Высокие скулы. Огромные миндалевидные ониксовые глаза, тяжелые и непроницаемые, словно камень.
Он вошел в комнату, которая, казалось, уменьшилась в размерах и превратилась в неумелую и незначительную декорацию для его могучей фигуры. Саламандра смотрел на Ронина немигающим взглядом.
– Ты несчастлив здесь, мальчик мой.
Это был не вопрос.
– Может быть, потому, что у тебя нет друзей.
– Да, – бездумно откликнулся Ронин. – Все ученики ненавидят меня.
Саламандра холодно улыбнулся:
– Воистину, это так. Но это должно быть тебе приятно. Меня это радует.
Ронин с недоумением поглядел на наставника. Саламандра как будто этого и не заметил.
– Ты – лучший, мой мальчик. Несомненно, ты – лучше всех, кого я когда-либо учил. И отныне никто не сможет к тебе прикоснуться: ни ученик, ни меченосец. Да-да, – рассмеялся сенсей, заметив выражение лица Ронина. – Так оно и есть. Ты превосходишь их всех в той же степени, в какой я превосхожу тебя.
В его смехе прозвучало что-то безумное.
Ронин хорошо понял похвалу, которая скорее озадачила его, чем обрадовала. Реакция была совершенно необъяснимой.
Саламандра сжал кулак, и его перстни, отразив свет, блеснули разноцветными искрами. Слегка подавшись вперед, он заговорил. Теперь его голос звучал не так театрально, а более доверительно:
– Они ненавидят тебя, мой мальчик, потому что ты лучше их. У тебя есть талант, о котором они могут только мечтать, и они не успокоятся, пока не побьют тебя в поединке.
Он нервно хохотнул.
– Ладно. Это, в конце концов, тоже служит моим целям. Мой меченосец должен быть лучшим во всем Фригольде.
Он коснулся груди этаким драматическим жестом, в который умудрился вложить немалую толику величия.
– Разве я не единственный из саардинов – сенсей? Это – великая честь. Что знают об этом другие наши саардины?
Он заговорил тише, но настойчивее.
– Они лишь все время грызутся в соперничестве за власть.
Откинув голову. Саламандра зажмурил глаза, потом снова открыл их, пронзив Ронина безжалостным взглядом.
– Но они не понимают смысла слова «власть».
Он вдруг осекся, сообразив, что раскрыл куда больше, чем собирался.
– Это честь, – сказал он. – Честь, которую должно поддерживать всеми силами.
Он шагнул к Ронину.
– Ты должен это понимать.
Сенсей присел на хлипкую кровать.
– И ты, мой мальчик, – усыпанные перстнями пальцы легонько погладили руку Ронина, – ты тоже послужишь моим целям. Я трудился долго и упорно, чтобы сделать из тебя меченосца, во всех отношениях превосходящего воинов других саардинов Фригольда. Завтра ты в последний раз войдешь в тренировочный зал в качестве ученика.
В голосе Саламандры трепетала теперь нотка торжества, которое он и не пытался скрывать.
– Ты ошеломишь этих инструкторов, которые явятся, чтобы тебя оценить, а потом, когда ты выйдешь из поединка уже меченосцем, искуснейшим меченосцем Фригольда, оставив инструкторов и саардинов обсуждать твое непревзойденное мастерство... вот тогда ты вернешься сюда, чтобы стать моим чондрином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83