Желая привести в исполнение эту часть своего замысла, Фауста обратила свой взор в сторону Красной Бороды. Почему именно Красной Бороды? Да потому, что ей было известно о дикой страсти великана к красивой цыганке.
В той поразительной партии, которую разыгрывала Фауста, – а она, несомненно, была блистательным режиссером, – каждому отводилась определенная роль. Причем для полной гарантии успеха никто не смел выступать за рамки этой своей роли.
Прекрасно осведомленная обо всех, кого она использовала в своих целях, принцесса отлично знала, что Красная Борода – животное, не способное сопротивляться своим страстям. Его любовь, неистовая, грубая, была скорее чувственным желанием, нежели настоящим чувством.
После нанесенного ему смертельного оскорбления цепной пес короля воспылал к Пардальяну жгучей ненавистью, по сравнению с которой ненависть Филиппа II могла показаться сущей безделицей. И если случаю будет угодно, чтобы великан оказался рядом с французом как раз в тот момент, когда последнего станут арестовывать люди короля, то Красная Борода, несомненно, забудет обо всем на свете и кинется на своего обидчика.
Однако, по замыслу Фаусты, задача Красной Бороды заключалась в другом. Ему надлежало избавить Фаусту от Жиральды, похитив молодую девушку. И теперь от него требовалось, чтобы он во что бы то ни стало придерживался отведенной ему роли.
Следовательно, подручный короля был, сам того не сознавая, слепым орудием принцессы, и поэтому – из осторожности – та избегала общения с ним. Ведь ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы принц заподозрил Фаусту в том, что она каким-то образом связана с исчезновением и смертью его невесты. По крайней мере, до тех пор, пока дон Сезар не станет ее мужем. Потом это уже не будет иметь никакого значения.
Фауста без колебаний принялась за дело. Ум Красной Бороды никоим образом не мог сравниться с его же силой. Центуриону, вышколенному Фаустой, легко удалось убедить цепного пса Филиппа II, что Пардальян влюблен в цыганку. Центурион предложил ему с той подчеркнуто циничной фамильярностью, к какой он прибегал, когда беседа шла наедине:
– Перехватите у него девицу, милый кузен. А когда устанете от нее, отошлите ее ему обратно… слегка подпорченную. Поверьте мне, такая месть гораздо завлекательнее, чем идиотский удар кинжала, о котором вы мечтаете. Вы только представьте себе его муку, его отчаяние, когда он обнаружит, что та, кого он обожал, обесчещена и навеки потеряна для него!
И Красная Борода, не замечая приготовленной для него ловушки, закричал:
– Клянусь небом! Тебе в голову пришла великолепная мысль! Ага, значит, чертов француз воспылал страстью к цыганскому племени! Пусть мои кости сожрут собаки, если я не выкраду его красавицу прямо у него из-под носа! А когда она мне надоест, я отправлю ее обратно, как ты и говоришь, но только уже не живую… У нее из груди будет торчать кинжал, острый андалузский кинжал… И я очень надеюсь, что судьба дарует мне эту радость и я увижу, как Пардальян сдохнет от ярости и от отчаяния над трупом той, что была когда-то красоткой Жиральдой!
Итак, Красная Борода пустился по нужному следу, но все-таки Фауста, множа предосторожности, сделала так, что ему было приказано принять участие в бое быков. Король заставил долго себя упрашивать, он никак не мог простить своего верного слугу за то, что наглый французишка победил его слишком уж легко, прямо-таки играючи.
Однако Эспиноза заметил, что таким образом можно будет показать: удары Пардальяна, в сущности, не так уж и страшны, коли двое суток спустя они не помешали тому, кто получил их, сражаться с быком. Король позволил себя убедить, и в результате Тореро, к величайшему своему неудовольствию, оказался соседом человека, зарившегося на его невесту.
Что касается Красной Бороды, то он не находил себе места от радости, и, хотя его рука по-прежнему сильно болела, он торжественно поклялся нанести быку смертельный удар по всем правилам, дабы оказаться достойным королевской милости, явленной ему как раз в тот момент, когда он имел веские основания полагать, что на некоторое время будет лишен монаршей благосклонности. Ибо быть избранным королем для участия в корриде считалось огромной честью.
Приняв эту последнюю предосторожность, Фауста почувствовала себя намного спокойнее. Красная Борода, сразившись со своим быком, займется Жиральдой, и, таким образом, можно будет исключить его встречу с Пардальяном. А поскольку Фауста умела предвидеть решительно все, то в случае, если бы Красная Борода, раненный быком, не смог участвовать в похищении красивой цыганки, Центурион со своими людьми действовал бы без него и вместо него. Главное – чтобы цыганка исчезла, а уж там великан встретился бы с ней, как только оправился бы от своих ранений.
Раз уж мы излагаем положение противоборствующих сторон, будет справедливо, нам кажется, оставив на мгновение людей, наделенных властью и могуществом, за их приготовлениями, посмотреть, чем могут им ответить их соперники.
Во-первых, мы видим молодую красавицу Жиральду, которая пребывает в полном неведении относительно нависшей над ней опасности; в своем простодушии она счастлива благодаря тому, что ей кажется чистой случайностью: сидя на удобном месте, она может любоваться избранником своего сердца.
Во-вторых, молодой человек, Тореро. Если он и испытывает какой-то страх, то только за судьбу своей невесты. Тайный инстинкт подсказывает ему, что она находится в опасности. За себя же дон Сезар совершенно спокоен. Как он и сказал Пардальяну, он твердо верил, что Фауста сильно преувеличивала опасность, которая угрожает ему самому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133