Хуана рассмеялась:
– Да его не надо звать, он и так сам вернется. Когда я выгоняю Чико в дверь, господин шевалье, он лезет в окно, вот и все. Никогда я не встречала такого бесстыдного мальчишки, ведь он напрочь лишен самолюбия.
– С вами – возможно, – сказал Пардальян, открыто насмехаясь над тем горделивым видом, с каким были произнесены эти слова. – И все же я бы не стал придавать этому большое значение. Думается мне, что если кто-то другой, не вы, вдруг позволил бы себе обойтись с ним неуважительно, то Чико, вопреки вашим заверениям, не стал бы потакать тому, кто обращается с ним грубо.
– Надо признать, однако, что его ничего не стоит вывести из себя. Согласитесь, это говорит не в его пользу.
– Не думаю.
Хуана, казалось, была удивлена. Взгляды господина де Пардальяна находились в вопиющем противоречии с тем, что изо дня в день проповедовалось таким выразителем общественной морали, как ее уважаемый отец, достопочтенный Мануэль. Но более всего ее удивляло то обстоятельство, что она сама неуклонно приходила к такому же мнению и склонялась к образу мыслей этого загадочного и притягательного француза. Она искренне стыдилась этого, но ничего не могла с собой поделать.
– А тем временем, – продолжал Пардальян, видя, что Хуана не раскрывает рта, – а тем временем мне лично недостает Чико. Какова бы ни была его вина, я умоляю простить его, моя прелестная хозяйка.
Как всем понятно, Хуана вряд ли смогла бы отказать хоть в чем-нибудь Пардальяну, и посему прощение было великодушно даровано. Более того, трактирный слуга немедленно бросился на поиски Чико. Но его так и не нашли.
Пардальян понял, что карлик, должно быть, забился в свое подземное логово, и не стал больше настаивать.
Вынужденный довольствоваться обществом двух молодых девиц, шевалье уже начал находить, что время тянется довольно медленно, когда, наконец, явился Тореро.
Жиральда, разумеется, подозревала, что ее жених отправился к той самой принцессе, которая уверяла, что знает его семью и что ей ведома тайна его рождения. Но так как дон Сезар ушел, не сказав, куда, цыганка сочла своим долгом никому не раскрывать того немногого, что ей было известно.
Сделать это было нетрудно еще и потому, что Пардальян с его чрезвычайной деликатностью тщательно избегал любого намека на отсутствие Тореро. Он полагал, что, если уж дон Сезар решился отлучиться как раз в то самое время, когда, по его предположениям, его невеста находится в опасности, стало быть, это совершенно необходимо. Одно из двух: или Жиральда знала, куда пошел дон Сезар, и тогда любой намек на сей счет мог бы показаться ей попыткой вызвать ее на откровенность, что вовсе не входило в намерения Пардальяна, или же она не знала ничего, и тогда несвоевременные вопросы могли бы породить в ее душе смятение и тревогу.
Тореро попросил шевалье охранять его невесту; вот шевалье и охранял. Он с беспокойством спрашивал себя, куда мог отправиться молодой человек, но внешне оставался спокойным и даже веселым. Пардальян считал, что лучший способ выразить свои дружеские чувства – это не досаждать людям излишними вопросами. Когда дону Сезару будет угодно все рассказать, Пардальян выслушает его внимательно и с готовностью.
Как бы то ни было, приход Тореро оказался ему вдвойне приятен. Во-первых, шевалье все-таки был встревожен и теперь обрадовался, увидев, что с доном Сезаром не приключилось ничего дурного. Во-вторых, возвращение Тореро избавляло шевалье от дежурства, которое он безропотно вытерпел бы до самой своей смерти, но которое он поневоле находил все же несколько нудным.
Итак, он встретил дона Сезара той доброй улыбкой, что была у него припасена лишь для тех, кого он любил.
Тореро, со своей стороны, испытывал настоятельную потребность довериться другу. И дело было не в том, что он колебался, как вести себя дальше, или же сожалел о своем окончательном решении отвергнуть предложения Фаусты; однако ему казалось, что в необыкновенном происшествии, случившемся с ним, оставалось еще немало темных пятен, и он был уверен – Пардальян с его незаурядным умом сумеет пролить свет на эти неясности.
Исполненный решимости все рассказать своему приятелю, он горячо и взволнованно поблагодарил маленькую Хуану, заверив ее в своей вечной признательности, и увлек шевалье в небольшой зал: здесь можно было беседовать спокойно, без свидетелей, и в то же время не спуская глаз с двери в комнату, где он оставил Жиральду с Хуаной. Какой-то инстинкт подсказывал ему, что его невесте грозит опасность. Юноша не смог бы сказать, что это за опасность и откуда она исходит, но он все время был настороже.
Когда друзья оказались одни и уселись за стол, уставленный несколькими запыленными бутылками, Тореро сказал:
– Вы слышали, дорогой господин де Пардальян, что дом, куда мы проникли сегодня ночью и где я нашел свою невесту, принадлежит некой чужеземной принцессе?
Пардальян прекрасно знал, в чем дело, тем не менее он принял изумленно-простодушный вид и ответил:
– Клянусь честью, нет! Я ни о чем подобном и не подозревал!
– Эта принцесса уверяет, будто знает тайну моего рождения. Я решил убедиться в этом. Я только что от нее.
Пардальян внезапно поставил на краешек стола стакан, который он совсем уже было поднес к губам, и невольно воскликнул, пораженный:
– Вы встречались с Фаустой?
– Да.
– Черт, – пробурчал Пардальян, – это как раз то, чего я опасался.
– Так все-таки вы ее знаете? – с любопытством спросил Тореро.
Не пускаясь в дальнейшие разъяснения, Пардальян сказал лишь:
– Да, немного.
– Что это за женщина?
– Это молодая женщина… А в сущности, сколько ей лет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133