глазах засветился огонек. Казалось, шевалье начал приходить в себя. Он встал с довольной улыбкой и потянулся. Затем узник оглянулся и вдруг заметил Эспинозу. Он вздрогнул и попятился назад, остановившись лишь у самой стены. Однако в этот раз он не прятал лица, не кричал и не стонал. Очевидно, что в его состояния1 произошло значительное улучшение.
И все же Пардальян смотрел на Эспинозу с нескрываемым беспокойством. Не отрывая взгляда от узника, великий инквизитор сделал два шага по направлению к нему. Несчастный начал оглядываться по сторонам, будто затравленный зверек, который ищет нору, чтобы спрятаться. Но скрыться было некуда, и отступать дальше тоже было нельзя. Поэтому Пардальян просто шагнул в сторону. Отходя, узник не спускал глаз с великого инквизитора: по всей вероятности, он не узнавал его.
До этого лицо Пардальяна выражало невыразимый ужас, теперь на нем читались тревога и сомнение. По всей видимости, он опасался внезапного нападения со стороны этого незнакомца.
Эспиноза улыбнулся. Он совершенно успокоился. Было бы неправдой сказать, что он боялся: великий инквизитор был смел. Но он считал, что должен выполнить свою миссию, а опасность, угрожающая его жизни, угрожала и его миссии.
Именно это и беспокоило Эспинозу. Он знал, что заключенный вновь обрел прежнюю силу только на несколько минут. Однако это время было не таким уж маленьким. Достаточно одного проблеска в сознании шевалье – и великому инквизитору придет конец.
Даже такой крепкий человек, как Эспиноза, не смог бы справиться с Пардальяном. Поэтому видимая робость узника его успокоила. Эспиноза подошел к Пардальяну и обратился к нему очень спокойно, почти мягко:
– Ну что, Пардальян, вы меня не узнаете?
– Пардальян? – повторил шевалье, который, казалось, напрягал всю свою память, чтобы вспомнить, что значит для него это имя.
– Да, Пардальян… Пардальян – это ты, – сказал Эспиноза, внимательно наблюдая за шевалье.
Пардальян хихикнул и прошептал:
– Я не знаю этого имени.
Он не сводил взгляда с Эспинозы. Великий инквизитор подошел к нему вплотную и положил ему руку на плечо. Несчастный задрожал, и Эспиноза почувствовал, что он вот-вот рухнет без сознания. Кардинал снова улыбнулся своей бледной улыбкой:
– Успокойся, Пардальян, я не хочу причинить тебе зла.
– Правда? – с тревогой спросил сумасшедший.
– Разве ты не видишь?
Пардальян долго смотрел на своего собеседника с явным недоверием. Но потом мало-помалу он успокоился, и в конце концов на его лице появилась бессмысленная ухмылка. Когда Эспиноза убедился в перемене настроения узника, он продолжил:
– Тебе нужно вспомнить. Это важно… понимаешь? Ты – Пардальян.
– Это игра? – спросил развеселившийся безумец. – Тогда я согласен быть Пар… даль… яном. А сами вы кем будете?
– Я Эспиноза, – медленно сказал великий инквизитор, тщательно выговаривая каждый слог.
– Эспиноза, – повторил Пардальян, мучительно вспоминая. – Эспиноза!.. Я знаю это имя…
И вдруг он вспомнил, и на его лице отразился ужас.
– О! – закричал безумец. – Да, я помню!.. Эспиноза… Это злодей… Осторожно, а то он нас побьет.
– Ага! – пробормотал Эспиноза. – Ты начинаешь вспоминать. Да, я – Эспиноза, а ты – Пардальян. Пардальян, друг Фаусты.
– Фауста! – воскликнул Пардальян. – Я знал женщину, которую так звали. Это злая женщина!..
– Все верно, – улыбнулся Эспиноза. – К тебе полностью вернулась память.
Однако душевнобольным овладела навязчивая идея. Он наклонился к инквизитору и доверительным тоном сообщил:
– Вы мне нравитесь. Послушайте, не надо играть с Эспинозой и Фаустой. Они плохие… Они сделают нам плохое.
– Несчастный сумасшедший! – проворчал великий инквизитор, который начал раздражаться. – Говорю тебе, что Эспиноза – это я. Посмотри на меня хорошенько. Вспомни!
Он взял Пардальяна за руку, наклонился к нему и пристально взглянул шевалье прямо в глаза. Казалось, Эспиноза хотел передать узнику частичку разума – разума, который сам же он так жестоко у него отнял.
Внезапно несчастный громко вскрикнул, отпрянул, забился в угол и прохрипел:
– Я узнал вас… Вы Эспиноза… Да… я помню… Это вы схватили меня тогда! Кажется, тогда я был другим человеком… Кем же я был?.. Я этого больше не знаю… Но я вижу… Я был храбрым и сильным… Вы меня мучили… Да-да, я помню… Голод, ужасный голод и жажда… И эта отвратительная галерея, где пытали стольких несчастных!..
– Наконец-то ты вспомнил!
– Не подходите!.. – завыл сумасшедший вне себя от ужаса. – Я узнал вас… Что вы хотите? Вы пришли, чтобы убить меня?.. Уходите! Я не хочу умирать!..
– На этот раз ты меня узнал. Ты прав, Пардальян: ты был сильным и храбрым, а кто ты теперь? Младенец, который всего боится. И это я сделал тебя таким. Сейчас ты меня немного понимаешь, Пардальян: в твоей голове появились проблески сознания. Но скоро для тебя снова наступит ночь. Ты станешь тем, кем был несколько минут назад: безобидным сумасшедшим.
А знаешь ли ты, кто придумал лишить тебя рассудка? Твоя старая знакомая Фауста! Да, именно ей пришла в голову эта замечательная идея.
Кстати, ты прав: я действительно пришел, чтобы тебя убить. О, только не кричи, пожалуйста!
Я не собираюсь закалывать тебя кинжалом: это слишком быстрая и легкая смерть. Ты умрешь медленно, в ночи, заживо погребенный. Ты умрешь от голода. Взгляни, Пардальян, вот твоя могила.
Видимо, пока Эспиноза говорил, он нажал на какую-то пружину, потому что в одной из стен открылся проем. Великий инквизитор взял лампу, схватил за руку дрожащего Пардальяна – к сожалению, бедолага не знал, что к нему вернулась его прежняя сила, – и потянул его к этому проему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133