– Я чувствую, что все сказанное вами справедливо. Однако мне трудно принять это.
Взгляд Фаусты сделался ледяным.
– Вы хотите сказать, что отказываетесь защищаться и что согласны добровольно взойти на эшафот и подставить шею под топор палача?
Тореро долго молчал, погруженный в думы, и все это время Фауста пристально смотрела на него, не в силах побороть свою тревогу. Наконец он решился.
– Вы тысячу раз правы, сударыня, – глухо сказал он. – Я имею право на жизнь, как и любой другой человек. Поэтому я буду защищаться, чего бы мне это ни стоило. Тем более, что, как вы сказали, речь идет не о том, чтобы нанести удар королю, а о том, чтобы защитить себя. Благоволите же объяснить мне, как я смогу использовать этот ужас короля, о котором вы говорили.
Фауста увидела, что на сей раз он настроен весьма решительно, и потому поспешила продолжить:
– Надо опередить короля. Филипп боится, что досадная случайность откроет тайну вашего рождения. Объявите же ее сами, во всеуслышанье. Я передам вам неопровержимые доказательства, которые вы и предъявите. Пусть никто не усомнится в ваших словах. Надо, чтобы через несколько дней все королевство знало: вы – законный наследник короны. Надо, чтобы стало известно о гнусном поведении короля по отношению к вашей матери, этой святой женщине, и по отношению к вам. Когда все это выйдет на свет Божий, когда каждый, от мала до велика, будет достаточно убежден предоставленными вами доказательствами, против вашего палача поднимется такая волна единодушного осуждения, что он содрогнется, а трон под ним зашатается.
Вот какой удар вы можете нанести ему, и это будет жестокий удар, поверьте мне. Вы видите – речь идет вовсе не об убийстве, как вы изначально полагали. Я прощаю вам то, что вы сочли меня способной на такой отвратительный совет, ибо, как я уже сказала, я понимаю ваши терзания. Все, что я советую вам сделать, вполне справедливо и законно. Самый строгий моралист не нашел бы, что возразить.
– Это верно, сударыня. Поэтому я поступлю так, как вы говорите. Но позвольте мне сказать вам: вы заблуждаетесь, заявляя, будто я счел вас способной подтолкнуть меня к убийству. Надо быть слепцом, чтобы не увидеть: такой чистый ум, как ваш, может вынашивать лишь благородные и чистые мысли. Надо быть глухим, чтобы не слышать: такой нежный голос, как ваш, может произносить только слова великодушия.
Фауста удостоила его улыбкой.
– Хорошо, – сказала она безразлично. – Не будем больше говорить об этом.
– Так вы считаете, сударыня, что я избавлюсь от смертельной ненависти короля, сам заявив о своем происхождении?
– Конечно. Король уже больше не посмеет отдать приказ о вашем убийстве. Поскольку правда будет известна всем, все незамедлительно укажут на убийцу. Король, несмотря на свое могущество и свою самоуверенность, не решится бросить подобный вызов разъяренному народу Испании. Ему останется другой выход: предать вас суду. И там вы бесстрашно потребуете публичного признания всех ваших прав. Будьте спокойны – представленные вами доказательства будут таковы, что король вынужден будет сдаться. Вас объявят – таковы ваши права – наследником престола. Вам останется лишь ждать, когда Богу будет угодно призвать на высший суд убийцу вашей матери, и тогда настанет ваш черед править страной.
– Возможно ли такое? – прошептал восхищенный Тореро.
– Конечно! – с поразительной убежденностью отчеканила Фауста. – Так будет, и гораздо раньше, чем вы думаете. Король стар, болен, немощен. Его дни сочтены. Пройдет совсем немного времени, и он уступит вам место без всякого преступного вмешательства.
– Ну что ж, сударыня, – сказал Тореро, – каким бы странным это ни показалось, я желаю королю, чтобы мне пришлось еще долго ждать.
На губах Фаусты появилась тонкая улыбка. Итак, в конце концов она потихоньку подвела его к тому, что он воспринял ее идеи. Теперь оставалось лишь добиться, чтобы он бросил Жиральду. Сама не зная почему, Фауста чувствовала, что это станет самой трудной ее задачей. Однако ей удавалось успешно завершать и не такие рискованные интриги. Она добилась того, что мысль взойти на трон стала казаться дону Сезару вполне естественной, и это уже было великолепно. Что до остального, то есть до скорой смерти Филиппа II, то этим она займется сама. Хочет того Тореро или нет, но, встав на этот путь, он уже будет вынужден пройти по нему до конца. Оставалась еще эта цыганочка. Впрочем, даже если он окажется несговорчивым, избавиться от нее все равно будет несложно.
И потому на восклицание дона Сезара принцесса ответила строго, указывая на небо:
– Все мы в руке Божьей!
– Итак, если я вас верно понял, – сказал Тореро, казалось, погруженный в ослепительные мечтания, – я буду обязан вам короной! Чем же я смогу отплатить вам?
– Об этом мы еще поговорим, – ответила Фауста с равнодушным видом. – А пока следует уладить все, что нужно для осуществления этого замысла, ибо трудностей здесь будет предостаточно.
– Да уж, могу себе представить, – произнес Тореро с понимающей улыбкой.
– Я предложила вам свои дружбу и помощь. Прежде чем принять их, послушайте, что я могу сделать, дабы сбылась эта заманчивая мечта.
– Сударыня…
– Я знаю, – живо прервала его Фауста, – вы заранее согласны со мной, хотя и не знаете, о чем идет речь. И все же, полагаю, вам необходимо это знать. Итак, слушайте.
Тореро, поднявшись, почтительно поклонился, а затем вновь сел со словами:
– Слушаю вас, сударыня.
– Сначала – о завтрашнем дне. Я уже говорила вам: городу будет угрожать целая армия. Должны начаться стычки, бунт – таков план короля, последовавшего совету господина Эспинозы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133