Потом сестра вышла из застекленного помещения регистратуры, не забыв сунуть сигареты в карман халата, и обратилась к Хиггинсу:— Пойдемте. Это нарушение правил, но, может быть, старшая сестра и разрешит.— Это не она мне звонила?— Нет, конечно, не миссис Браун: она, как все, заступила на дежурство только в час. Идите за мной.Она объяснилась с пожилой дамой в фиолетовом платье, та не стала возражать, и они пошли по коридорам. Сквозь полуоткрытые двери были видны больные и те, кто пришел их навестить, принес цветы, фрукты, конфеты. По дороге им попался мальчуган лет пяти, ростом с Изабеллу. Он ковылял на костылях, вытянув правую ногу почти горизонтально вперед.Они миновали место, где пересекались два коридора. Там стоял письменный стол, над ним висела доска, испещренная пометками о состоянии больных. За столом врач просматривал медицинские карты, и две сестры, разливавшие фруктовый сок, ставили стаканы на огромные подносы.— Вот сюда…Она распахнула дверь с табличкой «Вход воспрещен».За дверью стояла тишина. Ни в коридоре, где они очутились, ни в прилегающих помещениях, казалось, не было ни души. Хиггинс увидел лишь множество странных приборов и аппаратов.— Миссис Браун! — вполголоса окликнула сестра.Не получив ответа, она повторила:— Миссис Браун!Потом бросила Хиггинсу:— Подождите здесь.Хиггинс прождал минут десять, не меньше. Он вспотел так, что рубашка прилипла к телу, но снять пальто не решился.Он по-прежнему ни о чем не думал и чувствовал себя отрезанным от внешнего мира, от жизни. Здесь рождение, боль, смерть означали совсем иное, чем там. Он заметил, что длинные ноги сестры просвечивают сквозь халат, и это его шокировало, как если бы он увидел нечто подобное в церкви. Покоробило Хиггинса и то, что она не забыла прихватить с собой сигареты.Неожиданно перед ним вырос человечек неопределенного возраста, небритый, в полосатом хлопчатобумажном одеянии, с ведром и щеткой в руках. Он, должно быть, поднялся по лестнице, которую Хиггинс сперва не заметил. Человек смерил его подозрительным взглядом.— Вы новый доктор?— Нет.— А что вам здесь надо?— Мне сестра велела подождать. Она пошла вон в ту комнату.Он кивнул на дверь под красной лампочкой, и человечек ушел, покачивая головой и что-то бормоча.Стула в коридоре не было, сесть было не на что, да еще пахло эфиром, и у Хиггинса стали слабеть ноги. На часы он не смотрел — зачем? Время не имело теперь никакого значения.Наконец дверь отворилась. Женщина лет пятидесяти, с жестким, словно каменным лицом, посмотрела на него с порога испытующим взглядом. Вслед за ней появилась и молодая сестра. Она кивнула Хиггинсу и вышла тем же путем, каким они проникли сюда.— Вы Уолтер Дж. Хиггинс? — спросила старшая сестра, заглянув в карточку, которую держала в руке.— Да.— Луиза Фукс — ваша мать? Это вам моя коллега звонила сегодня утром в Уильямсон, штат Коннектикут?— Да.Он был так подавлен, что не смел задавать вопросы.— Полагаю, вы жили с матерью врозь?— Да.— Она жила одна?— Нет, в санатории в Глендейле.— У доктора Андерсена?— Да.— Душевнобольная?— Врачи рекомендовали поместить ее в этот санаторий.— Сбежала?Они по-прежнему стояли в коридоре. Хиггинс попытался представить себе, что происходит там, за притворенной дверью.— Сейчас вам придется пройти со мной в регистратуру и оформить документы. Из полиции тоже просили, чтобы вы зашли — нужны кое-какие данные.Он спросил, удивляясь, как естественно звучит его голос:— Она умерла?— Вы этого не знали?Хиггинс покачал головой, сам не понимая, взволнован он этим известием или нет. Ему хотелось одного — хоть на минутку присесть.— Я думала, вам звонили.— Звонили, да, но о смерти не сказали. Предупредили, что пока еще не ясно…— Смерть наступила в двенадцать двадцать пять.Как раз в это время, бросив последний взгляд на детей за столом, он вышел из дома.— Она что-нибудь говорила?— Меня здесь не было. Если хотите, дождитесь доктора Хатчинсона. Он сегодня дежурный и скоро выйдет из операционной. Да вот и он…Высокий, еще совсем молодой человек в белом колпаке, резиновых перчатках и бахилах из красной резины вышел в коридор, опустил маску, закрывавшую нижнюю часть лица. По лбу у него катился пот, глаза покраснели от усталости.— Ну что? — спросила сестра.— У нее есть шанс выкарабкаться. Через час посмотрю ее снова.Речь шла не о Луизе, а о девушке, которую в этот момент провезли мимо них на каталке. Она была без сознания. Хиггинс успел заметить только, что волосы у нее темные и шелковистые, как у Норы, нос заострился, тело под простыней кажется не правдоподобно худым.Каталку втолкнули в лифт. Миссис Браун указала врачу на Хиггинса:— Это сын той женщины, что умерла в двенадцать двадцать пять.Доктор Хатчинсон прошел в ванную, стянул перчатки, вымыл руки, обтер лицо влажным полотенцем. Потом закурил сигарету, сделал несколько жадных затяжек и с любопытством посмотрел на Хиггинса.— Она, кажется, сбежала из санатория в Глендейле, — сказала сестра.— Она пила? — спросил врач у Хиггинса»— Да.— Я так и подумал. От нее страшно несло спиртным.Наверно, переходя улицу, она была в полном затмении, иначе это происшествие объяснить трудно — разве что самоубийством.— Почему? — непроизвольно вырвалось у Хиггинса.— Полиция установила, что на Тридцать второй Восточной улице, кроме того автобуса, вообще не было машин. А улица довольно широкая.Медсестра, звонившая утром, ошиблась, сказав, что несчастный случай произошел при въезде в город. А может быть, город начинался для нее только с деловых кварталов и фешенебельных районов. На 32-й Восточной улице в том самом похожем на казарму доме, где жили Луиза с мужем, когда поженились, и родился Хиггинс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38