Именно поэтому не решился вести допрос сам.На этот раз перед ним был человек, преступивший законы общества и сделавший это более или менее сознательно. Этот человек отличался от других, он убивал без каких бы то ни было понятных другим причин. В манере разрезать одежду было что-то болезненно-инфантильное.Ведь в определенном смысле Монсин был умен. В его юности не было ничего ненормального. Он женат и, кажется, удачно. И хотя его мать несколько экспрессивна, между ними есть какое-то сходство.Давал ли он себе отчет в том, что все кончено? Понял ли он это сегодня утром, когда пришла его жена и, разбудив, сказала, что в гостиной ждут полицейские?Как реагируют подобные люди? Страдает ли он? Было ли ему в промежутках между кризисами стыдно или он злился на себя за эти инстинкты? Или, наоборот, испытывал определенное удовлетворение, что он не такой, как все, что в его понятии это казалось превосходством над другими?— Кофе, Мегрэ?— Да.— Рюмку коньяку?Нет! Если он выпьет коньяку, то может задремать. Он и так чувствовал тяжесть во всем теле, как это случалось всегда в какой-то момент любого расследования, когда он пытался понять преступников, с которыми имел дело.— Похоже, вы его арестовали?Он молча посмотрел на хозяина пивной большими глазами.— Я прочитал об этом в одной из газет, которая вышла в полдень. Там говорится, что на этот раз вы задержали настоящего убийцу. Ну и пришлось же вам с ним помучиться! Кое-кто утверждал, что, как и Джека Потрошителя, вы его никогда не поймаете.Мегрэ допил кофе, зажег трубку и вышел на воздух, раскаленный, неподвижный, зажатый между улицами и низким небом цвета грифельной доски.В кабинете инспекторов сидел нищий. На нем — пиджак, который совсем не сочетался с остальной одеждой.Это был пресловутый пиджак Марселя Монсина.— Где вы его нашли? — спросил Мегрэ.— На углу около моста Аустерлиц.Он обращался не к бродяге, а к своим инспекторам.— Что он сказал?— Что нашел пиджак на берегу.— Когда?— Сегодня утром, в шесть часов.— А брюки?— Тоже. Их было двое друзей. Они поделили костюм. Того, что в брюках, мы не нашли, но за этим дело не станет.Мегрэ подошел к бродяге, осмотрел пиджак и, действительно, увидел след сигареты.— Сними.Под пиджаком сорочки не оказалось, только нательная рубаха.— Ты уверен, что это было сегодня утром?— Мой друг подтвердит. Его зовут Большой Поль. Эти господа знают его.Мегрэ тоже знал. Он протянул пиджак Торрансу.— Отнеси Моэрсу. Я не знаю, возможно ли, но необходимо определить, давнишний след сигареты или нет. Скажи ему, что в данном случае период в двадцать восемь часов. Ты понял!— Да, шеф.— Был ли пиджак прожжен прошлой ночью или сегодня утром…Он направился в свой кабинет.— Ну, как они там?— Лапуэнт заказал пиво и бутерброды.— На двоих?— Бутерброды — да. Тот пьет минеральную воду.Мегрэ толкнул дверь. Лапуэнт сидел на его месте, обложившись бумагами, делал какие-то пометки и выискивал, какой вопрос бы еще задать.— Зря ты открыл окно. Только жарче стало.Он пошел закрыть его. Монсин следил за ним с упреком, как животное, которое мучают дети, а оно не может защищаться.— Ну что ж, посмотрим… Вопросы, ответы. Ничего нового.— Что слышно?— Звонил господин Ривьер и сообщил, что будет защитником. Он хотел сразу же приехать. Я порекомендовал ему обратиться к судебному следователю.— Ты правильно сделал. Еще?— Звонил Жанвье. С бульвара Сен-Жермен. В кабинете у него много скребков, различных инструментов, которые вполне могли бы служить орудием преступления. В спальне он нашел автоматически открывающийся нож с лезвием около восьми сантиметров.Судебно-медицинский эксперт доктор Поль много рассказывал об этом интересующем его оружии. Обычно преступления такого рода совершаются с применением мясницкого или кухонного ножа, наконец, кинжалом, стилетом.— Судя по форме и глубине порезов, я могу сказать, что они нанесены обычным перочинным ножом, — сказал он. — Известно, перочинный нож: складывается. Необходим механический стопор. Само по себе не очень грозное оружие. Чтобы оно стало смертельным, зависит от умения им воспользоваться.— Мы нашли ваш пиджак, господин Монсин.— На набережной?— Да.Он было открыл рот, но промолчал.— Хорошо пообедали?Тарелка была еще тут, и на ней лежала половина бутерброда с ветчиной. Бутылка с минеральной водой была пуста.— Устали?Он ответил с насмешливым покорством. Все в нем, включая одежду, было из полутонов. Он сохранил с детства какую-то скромность и робость. Было ли это от его светлых волос, голубых глаз или от слабого здоровья?Конечно, завтра он пройдет через руки врачей и психиатров. Но надо спешить.— Я сменю тебя, — сказал Мегрэ Лапуэнту.— Я могу идти?— Будь поблизости. Предупреди меня, если Моэрс найдет что-нибудь новое.Дверь закрылась. Он снял пиджак, опустился в кресло и положил руки на стол. Марсель Монсин отвернулся к окну. Минут пять Мегрэ рассматривал его.— Вы очень несчастливы? — неохотно пробормотал он. Человек вздрогнул, взглянул на него и, сделав паузу, ответил:— Почему я должен быть несчастливым?— Когда вы пришли к мысли, что отличаетесь от других? Выражение его лица изменилось, но он тем нее насмешливым тоном спросил:— Вы находите, что я не такой, как все?— Когда вы были молоды…— А! И что же?— Вспомнили?В этот момент у Мегрэ появилось чувство, что, если он найдет точные слова, преграда между ним и человеком напротив, напряженным и настороженным, рухнет. Не придумал же он это движение в лице? Произошел сдвиг, на несколько секунд, и это отразилось в чуть повлажневших глазах Марселя Монсина.— Вы ведь не боитесь ни эшафота, ни тюрьмы, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32