Легким кивком головы он приветствует бармена и проходит в глубь зала.— Вы узнали его? — спрашивает из-за стойки ценитель настоящего искусства.— А то! Он сделал вид, что не заметил меня…Я спрыгиваю с табурета и вновь попадаю в густое облако призывных запахов. Если еще хоть на секунду останусь в окружении бабочек, то вместо виски придется заказывать противогаз.Силуэт Равиоли исчезает в узкой двери рядом со сценой. Направляюсь за ним. Атмосфера за кулисами еще пакостнее, чем в баре. Кроме тошнотворного запаха духов здесь воняет потом, женским естеством — словом, ипподромом…Лысый сморщенный хорек, продернутый в найденный на помойке смокинг, преграждает мне путь:— Куда вы?От него несет прокисшим вином.— У меня встреча с моим другом Анжело.Он сомневается.— Хорошо, я о вас доложу. Как вас зовут?Я отталкиваю его двумя пальцами.— Отдохни, викинг, мы не в Букингемском дворце!Он не решается связываться, и я прохожу через кулисы. Двери гримуборных в основном открыты настежь, и видно, как девушки переодеваются, если так можно выразиться, болтая о повседневном: о свинке последнего отпрыска и доброте дедушки, который их всех содержит.На последней двери в коридоре надпись: “Дирекция”. Просто мелом по дереву. Нет проблем — Равиоли не гордый. Он не нуждается в шикарных дверях с медными табличками, как в отеле “Ритц”. Стучу.— Да.Я вхожу. Анж один в своем скромном кабинете, где обстановкой служат лишь письменный стол с ящиками и несколько стульев, обтянутых красным плюшем. На стене вешалка и множество фотографий оголенных девиц с дарственными надписями.Анж стаскивает с себя шикарное пальто, оборачивается и смотрит на меня без особой радости.— В чем дело?Кладу на стол свою карточку и беру стул.— А! — говорит он без всяких эмоций. — Теперь, значит, не Бонишон собирает дань?— Ошибаетесь, господин Равиоли, я не из полиции нравов.Его взгляд тускнеет. Похоже, господин не любит полицейских. Что ж, это чувство широко распространено во Франции. Но кроме антипатии в его глазах мелькает тревога.— Так, и что же вы хотите?Я сажусь как американец — ноги на его стол, подчеркивая в некотором роде сходство с Аттилой (хотя тот был царем гуннов, а я король легавых!).— Тут, видишь ли, такая история, мой дорогой… У меня кое-какие сведения из Интерпола…Мои слова заставляют его слегка завибрировать.— Вы напрасно старались, тут какая-то ошибка, — нервно заявляет Равиоли. — Да, у меня были нелады с полицией, но теперь, хочу сказать сразу, — я чист. Можете обыскать мое заведение, и, если найдете хоть грамм дури, я вам заплачу хорошие премиальные. Ни игорного бизнеса, ни подпольной проституции!— Словом, тебя остается лишь наградить орденом Почетного легиона!Нервный тик пробегает по его физиономии. Красивый малый, этот Равиоли, похож на Рафа Валлоне в молодости, только волосы прилизаны, как у мальчика на панели в 1939 году.— Так, ну хорошо, — злится он, — говорите, что там с Интерполом…— Ребята из Гамбурга постарались. Они разыскивают парня по имени Келлер, который пропал несколько лет назад…Говоря это, я не свожу глаз с физиономии Анжело. Но он остается безразличным, пожалуй, даже слишком, как мне кажется.Наступает тягостная тишина. Относительная, конечно, поскольку музыканты вкладывают максимум своих способностей в модную мелодию ча-ча-ча. Все пиджаки, видно, похватались из-за столов, и теперь происходит то, что называется ритмичным трением двух полов о третий. Радость неописуемая: можно сымитировать ритуальный обряд, очень популярный в буржуазном кинематографе.— Этот Келлер занимался золотишком, — небрежно повествую я. — Перекупщики из всех стран тайно возили ему в Гамбург слитки, а он перепродавал их дальше по всей Европе.— Не понимаю, зачем вы мне все это рассказываете, — нагло заявляет Равиоли. — Никогда не знал ничего подобного и никогда о нем не слышал. Вы говорите — Келлер?Анж выговаривает слова с совершенно равнодушной рожей. Но я вижу, что внутренне он напрягся. Мошенники не умеют играть точно в десятку. Они переигрывают под Сару Бернар, а если уж пытаются полностью овладеть сценическим искусством, то берут уроки у мима Марселя Марсо — это неотвратимо! Таковы законы жанра.— Вот черт! — вздыхаю я. — Значит, меня неправильно информировали.Холодная волна пробегает по его позвоночнику. Я чувствую ее, хотя это его позвоночник. Такая недомолвка дает понять: какой-то информатор сообщил о нем что-то, и ему теперь важно выяснить, что именно. Анжу это совершенно не нравится.И что вам сказали?— Что Келлер был связан с тобой.— Ерунда!— Я же не говорю, что ты был его другом, просто связан, и все. У тебя заведение, сюда приходят всякие люди… Пойми, Анж, я тебя не подозреваю, мне просто нужно знать, куда подевался этот тип. Мне плевать, что с ним… Только…Мошенник ждет продолжения, нервы натянуты, как презерватив на испытательном стенде.— Только?— Нет, ничего!Я встаю.— Ладно, случилось недоразумение — ты такого не знаешь… Извини за беспокойство.Я уже почти у двери.— Господин комиссар!— Да?— Что вы хотели сказать?Он разрывается от беспокойства, его нос дергается.— Тут дело превышает полномочия полиции, улавливаешь?— Нет!— Тем лучше для тебя! На черта продолжать разговор, если ты Келлера не знаешь. Какой смысл…— По имени — не знаю, господин комиссар, но в мой ресторан ходит всякий народ, и, возможно…Делаю вид, будто он мне глаза раскрыл.— Ив самом деле! Так тебе, может быть, знакомо лицо?Я достаю фотографию Келлера, присланную из Гамбурга, и добавляю:— Похоже, у этого парня расплющенные пальцы.Анж прикидывается, что внимательно разглядывает фотографию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41